Разящий клинок

Кэмерон Майлз

Студенты закивали.

— Само собой, — фыркнул Болдески с толикой привычной спеси.

— Однако на высокой архаике мы можем по-разному составить предложение, не изменяя смысла... — Мортирмир старательно подбирал слова.

— Да, — согласился Болдески.

— Но в то же время мы умеем так точно высказываться о разных вещах... Болдески чуть не хлопнул себя по лбу.

— Конечно! — воскликнул он. — Я думал, что заклинать — то же самое, что творить. А ты говоришь о внесении мелких изменений в само творение и

в то, как его наполняет энергия!

Высокая монахиня простерла руку и создала красную пирамиду, которая ярко засияла красным же светом.

Уязвленный Болдески соорудил свою, побольше.

Маленькая монахиня понаделала всякой мелочи, и все трое прыснули. Они, без сомнения, были лучшими учениками.

Мортирмир, немного повертев логику своей формулировки, создал две пирамиды.

Все зааплодировали.

А в коридоре высокая монахиня — Ляпис — чуть наклонила к нему голову.

— Меня зовут Евгения, — сообщила она.

— А меня — Катерина, — шепнула Жемчужина.

— Танкреда, — представилась третья, которую Морган назвал про себя Кораллом. Теперь, когда он присмотрелся, ему открылись и другие различия.

— Я — Чума, — назвался он в ответ, но с ухмылкой.

Троица прыснула.

«Глядишь, еще и задам жару», — воодушевился он.

Между риторикой и воспоминаниями было двухчасовое «окно», и они решили прогуляться через площадь к таверне на открытом воздухе, которая только и жила за счет студентов. Тут распахнулись имперские врата, и въехали два всадника, оба в красном.

Сестра Анна проводила одного взглядом.

— Георгий не соврал — красавец! Это новый наемник. Он называет себя герцогом Фракейским, но на самом деле это, конечно, не так.

Болдески поднял бровь.

— А по-моему, так и есть. На прошлой неделе он задал хорошую трепку бывшему герцогу. А мой отец ненавидит его чистой, незамутненной ненавистью.

Сестра Катерина весьма бесстыдно склонилась над их столом.

— Он собирается в университет! — объявила она.

— За что же твой отец его ненавидит? — спросил Мортирмир.

— Мой отец — глава здешних этрусских купцов, — ответил Болдески. — Его вызвали во дворец и пригрозили. Во всяком случае, с его слов. — Болдески сказал это с тем веселым долготерпением, с каким говорят об отцах сыновья. — Я уверен, что патриарх поставит герцога вместо него. Но он играет немалую роль. Он альбанец, Мортирмир, как и ты.

Мортирмир решил, что Болдески ему симпатичен.

Воспоминания были пыткой. За первые пять минут он выяснил, что магистр игнорировал его раньше, потому что Мортирмир не имел доступа к силе. Теперь, когда положение изменилось, от него ждали, что он все нагонит. Желательно — к концу занятия.

Этого не произошло.

За два часа его вызывали чаще, чем за все время учебы; дали странные геометрические фигуры и другие памятные объекты для хранения во Дворце воспоминаний,

а потом предложили воспроизвести полученное. У него не вышло — иногда просто не получалось, а потом, когда разволновался и раздосадовался вконец, он начал проваливаться с треском.

Магистр был беспощаден и в конце урока отвел Мортирмира в сторону.

— Твоя неспособность запомнить даже простейшие формы поистине удручает, — заявил он.

Мортирмир прикинул — ибо мечтать не вредно, — сумеет ли он превратить этого человека в пепел. Гнева и досады ему наверняка хватит, чтобы возжечь поистине мощное пламя.

— Я... поработаю... над Дворцом воспоминаний, — процедил он.

Магистр пожал плечами.

— О, да делай что хочешь, — бросил он и быстро вышел вон.

— Ему нравится так поступать, — сказал Болдески.

— Он раньше никогда ко мне не придирался, — ответил Мортирмир, готовый расплакаться и не желающий сорваться прилюдно. «Боже мой, я умею убивать огнем, но тушуюсь перед глумливым магистром...»

— Раньше ты не был достоин его времени и внимания, — покачал головой Болдески. — Я пригласил бы тебя выпить винца, но честно думаю, что тебе лучше потрудиться над воспоминаниями. Я и сам был объектом его нападок и теперь поистине твой должник — нынче было легче, чем когда-либо в этом году. Ну, раз он в тебя вцепился, то уже не отпустит. — Этруск улыбнулся. — Ты сам виноват. Когда ты не владел силой, всем было начхать.

Секунду подумав, Мортирмир решил, что этруск подтрунивает беззлобно, без желания оскорбить. За допуск в общество однокашников придется платить и теперь обращать внимание на их слова. А он так долго держался особняком...

— Я чуток поразмыслил и сделаю так: сохраню себе доступ к силе и продолжу работать над воспоминаниями, — сказал он, как будто и правда подумывал отказаться от силы.

Болдески со смехом хлопнул его по спине.

«Я правда могу это сделать», — подумал Мортирмир.

— Идешь сегодня во дворец? — осведомился Болдески.

Вопрос прозвучал неуклюже, и по его лицу было видно, что он это почувствовал.

Но Болдески начинал нравиться Мортирмиру, и тот ответил:

— Вряд ли.

Морган взял вещи Анны и отнес их во дворец, где проторчал час, потому что сменили пароль. У ворот, уперев руки в бока, стоял великан-галлеец, и уязвленный, злой Мортирмир выдержал его взгляд.

— А это что за господинчик? — рыкнул гигант, обратившись к стражам. Но он произнес это по-альбански, а те знали только архаику. Мортирмир подумал, что переводить будет глупо, и просто поклонился.

— Я альбанец, — сообщил он гиганту.

— Ха! — откликнулся тот. Волосы у него были черные, а нос размером с лошадь. — А я — нет, человечишко. — Он посмотрел сверху вниз. — Чем это ты тут занимаешься? Сводничаешь? — Он глянул на охапку женской одежды.