Реабилитация. Путь к выздоровлению
Шрифт:
— Питер, я действительно люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, Дженезис. Всем своим сердцем. Я просто испугался.
Молчание.
— Мне бы хотелось посмотреть наши отношения на повторе и увидеть, где они на самом деле сломались, — наконец говорю я.
— Я тоже этого желаю.
— Однако мы не можем.
— Я знаю.
— Мне жаль, что я позволила своей семье встать на пути.
— Я сделал то же самое.
Неужели любовь должна быть такой жесткой? Это всегда так?
— Я хотела, чтобы это было
— Это и было всем.
— Я не знаю, как быть без тебя.
Наши лица так близко друг от друга, мы будто собираемся поцеловаться. Мы так прекрасно целовались. Прекрасный, пылкий, душераздирающий поцелуй. Я хочу верить, что чувствовала настоящую любовь. Что моя любовь к Питеру и его любовь ко мне была настолько реальна, что могла прорваться через горы и частично моря и все такое.
И возможно, так и было.
Наши губы встречаются. Потому что они должны. И это какое-то другое прощание. Такое, которое означает «привет» чему-то новому.
Он провожает меня до двери, потому что всегда это делал. Я хочу держать его здесь, держаться за него всю ночь. Но он уже опоздал. Он уже задерживается дольше, чем должен.
Мы входим в мой дом, и внезапно мне становится холодно. Тихо, душно. Будто мы ныряем в глубокий конец, проходя через дверь. Меня пронзает желание проверить маму. Но я борюсь с этим, потому что в данный момент хочу быть с Питером. Я хочу, чтобы он знал, что иногда это может быть о нас, а не о наших семьях. Но здесь слишком тихо. Слишком холодно.
— Мне нужно проверить ее.
Он кивает.
И когда я открываю дверь в ее спальню, вижу маму на полу, а не в постели, с пустой бутылочкой от таблеток, валяющейся рядом с ней, и всю перепачканную в рвоте, я кричу так громко, как может кричать человек, когда ему на голову обрушивается приливная волна.
Остальное сплетается следующим образом:
Я не могу видеть, потому что мои глаза полны слез.
Я не могу говорить, потому что у меня в горле полно клея.
Я не могу дышать, потому что не знаю, может ли дышать моя мать.
Тогда ЩЕЛЧОК! Я начинаю давить ей на грудь, как мы учились на тренировках, и делаю искусственное дыхание. Питер вызывает скорую, и в те минуты, которые на самом деле вечны, я дышу за нее, заставляю ее сердце биться. Я не собираюсь отпускать.
— Останься здесь. Останься здесь. Останься здесь. Останься.
Куда она хочет уйти?
— Останься здесь, мамочка. Ты не можешь меня бросить. Ты не можешь.
Я — ее дыхание, пока не появляется скорая и не берет все на себя. Огни, носилки, воздушный компрессор, поездка через Пойнт Шелли, все это размыто, мелькает, сливается, вращается.
Когда мы приезжаем в больницу, я должна позволить забрать ее. Я должна позволить врачам работать над ней. Теперь я бессильна. Мне не остается ничего, только ждать.
И Питер крепко держит меня, пока я жду.
АКТ V
СЦЕНА 1
Я
— Она…? — как мне закончить это предложение?
Мертва?
Жива?
В сознании?
Успокоилась?
Разочарована?
— С ней все будет в порядке, Дженезис. Она еще не проснулась, но, похоже, нет повреждений мозга, печени или чего-то подобного.
Видимо, врачи с нами разговаривали. Очевидно, я настояла, чтобы остаться спать здесь, в больнице, и никому не звонить. По-видимому, врачи позвонили родителям моей матери, и они будут здесь в любой момент.
Видимо, на этот раз, как только она проснется, ее не отпустят.
— Пойдем в кафетерий, — говорит Питер.
Я иду за ним, будто это так просто, будто это единственное, что я умею делать. Питер приносит нам кофе. Он спрашивает, не голодна ли я, но я качаю головой.
— Столик на двоих у окна?
А смеяться сейчас нормально? А смеяться на всем протяжении жизни? Я не смеюсь. Но улыбаюсь.
— Как раньше.
— Лучшее первое свидание в моей жизни.
— Питер?
— Да?
— Большое тебе спасибо. Просто... спасибо тебе.
Он больше не выглядит столетним. Он похож на того, кого я люблю. На того, кто заботился обо мне, когда я нуждался в этом больше всего, и кто, вероятно, всегда будет. Но также, как будто я смотрю на него сквозь испачканное стекло. Несовершенная картина.
— Что происходит прямо сейчас?
— Я не знаю.
— Я больше не могу это делать, Питер.
Шесть слов. Шесть слов, которые не звучат жестко или холодно. Шесть слов для нас обоих.
— Я хотел бы вернуть то, что сделал с тобой.
— Дело не в этом.
Мы не можем стереть это. Но каким-то образом нам это было нужно. Каким-то образом это подтолкнуло нас, изменило наш курс, заставило нас ясно видеть вещи.
— Я здесь для тебя, если тебе что-нибудь нужно, — говорит он мне.
— Я знаю.
— Это все?
Наверное, мы оба задаем этот вопрос одновременно. Мне кажется, мы помогли друг другу и ранили друг друга, мы нужны друг другу, но мы должны распутаться. Он был мне нужен. Я выжила благодаря ему.
Я думаю о том, чтобы поцеловать его. Прощальный поцелуй. Идеальный финал. Здесь.
Он наклоняется, но я кладу два пальца на его губы. Вот и все. Его глаза блестят от слез, и он сглатывает.
— Со мной все будет в порядке, — говорю я.
— Я знаю, что это так.... У меня только один вопрос к тебе.