Реабилитация
Шрифт:
– Ты как себя чувствуешь?
– Хорошо.
– А нога?
– Странно, но не так и болит.
Дышать стало легче, быть может, именно реакция на трансплантат не давала лечению Егора сдвинуться с мертвой точки.
– Теперь заниматься нельзя?
– Какое – то время.
– И я буду тут один?
Парень уцепился за мою руку. Страх одиночества, один из самых распространенных в нашем перенаселенном мире. Здесь сотни друзей в социальных сетях, тучи приятных знакомых, но по настоящему близкими люди давно разучились быть.
– Егор, спи.
–
Приподнимаюсь на локте, так чтобы наши глаза были на одном уровне. Задаюсь вопросом, а какого роста Щукин, ведь я видела его лишь лежащим в постели.
– Я же здесь, правда?
Кивает.
– И найду чем тебя занять на ближайшие две недели, хорошо? А сейчас постарайся заснуть.
– Почему так с ногой вышло? Мне толком не объяснили.
Замолкаю на момент, пытаясь правильные подобрать слова.
– Понимаешь, сплавы, из которых делают опорную конструкцию для закрепления кости, бывают разными. У многих людей на некоторые из них аллергия. У тебя именно такая реакция на имплантат в твоей ноге. Оттуда пошло воспаление и вызвало реакцию организма. Повысилась температура, рана нагноилась.
– То есть мне просто не повезло?
– Грубо говоря, да.
Парень злится. Я бы вела себя на его месте так же. Операция продлила его боль еще на недели, в лучшем случае, и это не может радовать.
– Егор, здесь не угадаешь.
– Понял.
Ничего ты не понял, друг мой. В этом мире вообще не возможно чего – то понять, и выяснить, почему кого – то жизнь гладит по головке, а кого – то пинает под зад.
– Спать не буду, - в ответ на мой строгий взгляд возражает парень.
– Хорошо, - сажусь удобнее в кресле и накрываю себя пледом, - давай поговорим.
– Меня оперировал этот индюк, что за тобой ухлестывает?
Порой парень капризничает совсем уж по-детски.
– Да, Соколов.
– Он мне там случайно ничего не напутал?
Невольно смеюсь, не идет обсуждать коллег с пациентами. Но то, как непринужденно Егор иронизирует на эту тему, не может не смешить.
– Не напутал, я пересматривала послеоперационные снимки.
– Домой звонила?
– Да, домой, Вознесенскому и твоей маме. Не переживай, я заверила их, что волноваться не о чем.
– А по твоему виду я, было, решил, что меня убивать, как минимум везут.
– Правда?
Парень проводит кончиками пальцев по моим щекам, и, задержавшись ненадолго на подбородке, отнимает руки.
– Нет, внешне ты была спокойна, как и всегда, а вот глаза были страшно перепуганными и дико зелеными.
– Извини, что напугала.
– Ты волновалась, за меня. Это очевидно и нужно заметить приятно, Виктория Юрьевна.
В темноте его глаза казались безумно синими и блестящими. Странное ощущение, словно два осколка льда светятся в темноте.
– Я соврал тогда про Марину.
Отворачиваюсь. Позорно спасаться бегством, нелепо, а жаль.
– Вик, я не думал о ней тогда. Все же извиняюсь, я не должен был целовать тебя без позволения. И тем более не должен был говорить после все эти глупости.
И не стоит начинать
– Егор, это лишний разговор.
– Ты всегда так отгораживаешься от людей? Ты ведь не машина, в конце концов.
Сбежать бы на край планеты и запереться в лесной будке. Нет ни какого желания слушать его сейчас.
– Нет, не всегда.
Это была ложь. Мне не нужны были люди вокруг. Хорошие книги, да. Крепкий кофе и отличный фильм, да. Трогающая душу музыка, всегда да. Но никак не люди. Людей мне хватало и на работе.
– Так чем я не угадил?
– Егор, я сейчас уйду.
Глупый шантаж, достойный скорее прыщавого подростка, чем взрослой женщины.
– А что не так? Это простой вопрос, что не так во мне, что со мной нельзя даже просто дружить? А?
Потому что дружить с тобой мне не интересно. Потому что те чувства, что я испытывала у операционной, не назовешь не родственными, не дружескими….
– Все так, Егор. Если ты хочешь, давай дружить.
Парень протягивает мне широкую ладонь, видимо для рукопожатия. Неуверенно протягиваю свою руку с тонкими пальчиками и элегантным золотым ободком колечка с изумрудом. Вместо пожатия, Щукин аккуратно стискивает мои пальцы, переплетая со своими.
– Уговор. Только, чур, больше от меня не шарахаться и не убегать сразу после тренировки.
Я рою себе могилу, с каждым словом все глубже.
– Хорошо, - губы немеют.
– Тебе все же нужно поспать, да?
Без слов, еще раз сжимаю его пальцы и тихо ухожу к себе. Осторожно минуя пост и спящую Ольгу. Девушка ответственна и спит прямо в кресле на своих руках. Таким образом, она сразу услышит звонки тревожной кнопки. Сон как рукой снимает. Такими стараниями в скорости я доведу себя до нервного срыва, или истощения.
– Друг.
Пробую это слово на вкус, вроде бы ничего, терпимо. Быть может это шаг на встречу выздоровления, подружившись с парнем, я смогу лучше узнать его и помочь.
Но тут же отругала себя же, я не прячу как страусы голову в песок и стараюсь не врать, себе же в первую очередь. Не друг он мне!
Путаница в моей голове душила, пробираясь все глубже, заполняя собой каждую клеточку моего измученного месяцами тела.
Так сложно разобраться в себе же.
– Что тебе в ней понравилось?
– Глаза.
– Такая мелочь?
– Да, но эта мелочь перевернула всю мою жизнь.
Вика вновь спала, на моем плече. Удивительно как быстро, могут сбываться мечты, если сильно этого хотеть. Услышав об операции, я не почувствовал ровным счетом ничего, оценивая как еще один этап лечения и всего то. Но там, у операционной, я увидел ее глаза. Испуганные, затравленные, виноватые. Я видел такой взгляд всего раз у Макеева, когда ему было нужно сообщить нам о роспуске команды, лишенной спонсора. Взгляд, глубоко проигравшего человека. Человека, который обещал что – то и не сделал.