Ребёнок для бывшего

Рей Полина

В ответ я услышала лишь молчание. Сначала - стерильную тишину, а потом - сопение.

– Ты о чём?
– спросила мать, и удивление в её голосе было настолько искренним, что меня это на мгновение сбило с толку.

– Когда ты была у меня, забрала часть денег, которые дядя Женя получил за квартиру. Верни всё, что украла!
– повторила матери.

Снова тишина в ответ была такой, что у меня от неё зашумело в ушах.

– Женя… продал квартиру?
– выдохнула мать с неверием.
– Он продал то, что должно было стать моим, и мне об этом ни слова? Какая же ты дря-я-янь!

Как же ты смеешь тырить то, на что не заработала?!

Она стала выкрикивать ещё какие-то ругательства и оскорбления, но их я слушать уже не стала. Просто отключила связь, а после спокойно отправила и номер матери, и номер отца в чёрный список. Это была точка в нашем с ним общении. Сложившаяся в моей жизни ситуация всё расставила по своим местам окончательно. И если раньше я допускала мысль, что всё исправится, мы когда-нибудь сможем стать семьёй, ну или хотя бы наши отношения станут более тёплыми, теперь всё стало яснее ясного. И нет, я не потеряла родителей. Их у меня не было уже давно, наверное, с самого моего рождения.

Забрав остатки денег, я положила их в сумку и, одевшись, вышла из квартиры. Сибирякова я хотела дождаться на улице, иначе просто бы задохнулась от того вакуума, который разрастался в душе со скоростью света.

– Ксюш… я дал себе слово не лезть к тебе, но когда ты плачешь… - сказал Матвей, когда мы с ним ехали в сторону клиники.

Я быстро отёрла солёную влагу с лица. Как ни старалась не расплакаться - не вышло. Скрыть слёзы, отвернувшись к окну, не получилось тоже.

– У меня украли деньги. Не все, но довольно много. Вытащили из пакета, который лежал в шкафу, - тихо ответила я, покосившись на Сибирякова.

Он отреагировал лишь тем, что сильнее сжал пальцами руль. Я видела это по тому, как побелели костяшки.

– Кто это мог сделать?
– спокойно отреагировал он.

– Я не знаю… точнее… Я думала, что это мама. Но для неё сегодня продажа квартиры стала сюрпризом. Да и она взяла бы сразу всё.
– Я невесело усмехнулась.

– Как ты обнаружила пропажу?
– задал вопрос Матвей.

– Вынула пакет, он оказался вскрытым. Пересчитала - не хватает приличной суммы.

Всхлипнув, я поджала губы. Мы остановились на светофоре, и Сибиряков, нахмурившись, повернулся ко мне и пристально посмотрел.

– Это могла сделать только твоя мать?
– спросил о том, о чём я даже думать боялась.

Я помотала головой и снова поняла, что сдержаться и не разреветься не смогу.

– Понятно, - ответил Матвей.

Что именно ему было понятно, уточнять я не стала. А сама гнала от себя те мысли, что казались убийственными. Только не Надя… Только не она. Пожалуй, из всех ударов этот станет самым сокрушительным.

Сибиряков снял руку с руля и, взяв мою ладонь, переплёл наши пальцы. А потом заговорил - тихо, но уверенно:

– Я добавлю сумму, которой не хватает на первую оплату. Это не обсуждается. Хочешь в долг - значит, в долг. Но я бы предпочёл, чтобы ты просто взяла эти деньги. Это первое. И второе - сегодня же, как только вернёмся из клиники, ты собираешь сумку. На день, на больший срок красть тебя не стану. Мы уезжаем за город. До завтрашнего вечера. Это тоже обсуждению

не подлежит. Если хочешь сохранить детей - считай это моим врачебным требованием.

Он припарковал машину возле входа в клинику. Я поймала себя на том, что крепко впиваюсь пальцами в ладонь Сибирякова. Словно она была спасительным якорем, отпустив который я бы попросту пошла ко дну.

– Хорошо, господин доктор, - шепнула я сквозь слёзы и, кивнув с благодарностью, приняла от Матвея коробку с бумажными носовыми платками.

Я смотрела за окно и пыталась отвлечься на шум дороги и тихую-тихую музыку, разливающуюся по салону. Матвей, уверенно ведущий машину, молчал. И я была ему за это благодарна. Совершенно не хотелось говорить, обсуждать что бы то ни было, делать вид, что готова к неспешной беседе.

Вспоминала дядю, который с лихорадочным взглядом схватил меня за руку и сказал, чтобы я срочно занималась покупкой недвижимости для себя. Он хотел уйти, зная, что сделал для меня всё, что мог. А я уже отдала эти деньги на его лечение и готова была на что угодно, лишь бы найти недостающую сумму. Могла ли я сказать дяде, уверенному в том, что его «просто переводят в другую клинику», что никакая квартира мне не нужна, лишь бы он жил? Нет. Дядя Женя бы тогда точно разволновался и, чего доброго, сделал бы всё, чтобы отказаться от лечения. А то и вовсе бы сбежал из больницы. Подобного исхода допустить я не могла.

– Ксю… Ксюша!
– окликнул меня Сибиряков, и я встрепенулась.

Оказалось, мы уже добрались до посёлка и теперь медленно двигались по одной из его дорог.

– Да?
– спросила я, осматриваясь.

Здесь было тихо и уютно. Дома за заборами, стоящие по обеим сторонам тихой улочки, выглядели так, словно я перенеслась в детство и поехала в деревню. Оранжевые прямоугольники окон манили заглянуть в них хотя бы мельком, чтобы прикоснуться к той жизни, что неспешно текла по ту сторону. Потихоньку я начала успокаиваться и приходить в себя. Главное - сделано. На всё остальное воля бога, провидения, судьбы - называйте, как хотите.

– Я сейчас в магазин забегу, а то в моей берлоге шаром покати. Тебе хочется чего-то особенного?
– спросил Матвей, сворачивая к небольшому строению с яркой вывеской над раздвижными дверями.

Я помотала головой.

– Не-а, спасибо. И если можно, я просто посижу в машине.

Сибиряков кивнул:

– Я быстро. И даже не вздумай сбежать!
– в полумраке блеснула белозубая улыбка, после чего Матвей быстро вышел и, взбежав по ступенькам невысокого крыльца, направился к магазину.

Я же открыла дверцу и тоже покинула во мгновение ставший душным салон авто. Вдохнула аромат дыма и сырости. Где-то неподалёку слышался плеск волн, видимо, рядом пробегала речушка.

Я инстинктивно сделала пару шагов в эту сторону, замерла, прикрывая глаза. И вправду, как в детстве, когда все проблемы казались несущественными. Сколько так простояла - не знала сама, но вскоре услышала окрик Матвея:

– Ксюша!

В нём была неподдельная тревога, как будто Сибиряков и впрямь решил, что я сбежала.