Ребята с улицы Никольской
Шрифт:
— Дикари! — иронически прошептал Юрий Михеевич, но так, чтобы все мы слышали.
— Именно дикари! — поддержал его Семен Павлович. — А недавно, кажется, появилось новое антисанитарное развлечение — игра «в индейцев». Стыдно, что у нас выискиваются члены коллектива, которые мажут своих коллег разноцветными чернилами… А теперь разрешите задать вам вопрос. Разрешаете? Вот и чудесно! Почему в вашей школе до сих пор нет санитарных постов? Куда смотрит школьный пионерский форпост! Чье это дело? Отвечайте…
Я посмотрел на Бориса, сидящего рядом: не он ли рассказал все отцу. Но Борис понял мой взгляд и отрицательно закачал головой.
«Выходит, — подумал
В общем, тут же, как только Зислин-старший закончил свою беседу, мы единогласно постановили начать в школе с завтрашнего дня бой за чистоту и санитарный порядок. А игры в жожку и в индейцев «похоронить навечно».
Затем те, кто не участвовал в инсценировке, спустились в зрительный зал, а я полез в душную суфлерскую будку. Оттуда мне было видно, как взволнованный Леня — ведь нынче он дебютировал в должности режиссера-постановщика — проверял последний раз, все ли наши артисты на своих местах.
— Товарищ Гоша! — Леня нагнулся к моей будке. — Внимательно следи на текстом. Чуть что, подсказывай.
Я успокоил Леню.
— Внимание! — торжественно крикнул он. — Даю третий звонок.
Медленно раздвинулся тяжелый занавес. Я за время репетиций успел выучить наизусть инсценировку. Сочинил ее по просьбе Лени и при участии Герты Сорокин, а Леня и после Лени Юрий Михеевич немножко подредактировали. Борис подобрал музыкальное сопровождение, и вот сейчас он ждал сигнала в левой кулисе, за пианино. На сцене выстроилось семь пионеров, среди них на правом фланге стояла Герта — ведущая. Леня кивнул, Борис ударил по клавишам — и пионеры, сделав два шага вперед, продекламировали дружным хором:
В здоровом теле — здоровый дух. Запомнить надо пионерам — Огонь болезней не потух, О том расскажем вам примером.Отдав салют, декламаторы под звуки походного марша прошли строем в зрительный зал, а вместо них на сцену выскочило чудовище в черных лохмотьях. Это была Оспа, играл ее Глеб. Противно гнусавя, он запел на мотив песенки «Сама садик я садила»:
Я липучая, как сера, Я зараза из зараз, Меня бойтесь, пионеры, Медосмотра нет у вас.Когда Глеб спел свою «арию», рядом с ним появилась еще одна «болезнь», Скарлатина. Галантно раскланявшись, Скарлатина затараторила, размахивая полами серого лапсердака:
Здравствуй, Оспа, как дела? Здесь кого-нибудь нашла?Оспа, пожав ей руку, ответила ухарской песней наподобие «Барыни»:
Поклевала я немало, Но еще здесь не бывала. И пришла сюда в отряд Изуродовать ребят.Потом Оспа и Скарлатина танцевали какой-то эксцентрический танец, да такой, что все зрители от хохота животы надорвали. Наконец, утомившись, «болезни» сели на скамейку, и Оспа спросила:
Ну, что нового, сестра? Я ведь знаю,Захихикав, Скарлатина затянула песню на мотив «Из-за острова на стрежень»:
Любит кто глотать сосульки И снежки во рту держать, Я стою на карауле, Как увижу — мигом хвать! Сообщу тебе я, Оспа, Неприятнейшую весть: Здесь санком [11] , бедняга, проспал, Медосмотра нету здесь.11
Санком — санитарная комиссия.
Оспа радостно похлопала по плечу Скарлатину и, прислушавшись к тому, что творится кругом, зашептала:
Знаю, милая подруга, Спят санком и доктора… Тише! Стой! Идет парнюга… Действовать пришла пора!На авансцену, беспечно посвистывая, вышел Петя Петрин, самый маленький по росту в нашем отряде. Не успел он сделать и двух шагов, как на него с воем и улюлюканьем налетели Оспа и Скарлатина. Под звуки невообразимого попурри — Борис называл это попурри симфонической картиной «Драка зверей» — «болезни» принялись «мучить» свою жертву.
Войдя в роль, они так щипали и пинали бедного Петю, что он взвыл по-настоящему. На помощь ему, путаясь в длинном белом халате, примчался «врач» (халат был Семена Павловича)…
После сбора ровным строем, со знаменем, под звуки горна и барабана отряд промаршировал по Никольской улице под завистливые взгляды малышей. Как я жалел, что Оловянников приказал сегодня Вальке сидеть в мастерской на базаре и писать вывеску для постоялого двора Шубина.
VII
Вечером мы вновь встретились на одной из скамеек Козьего бульвара и, перебивая друг друга, стали вспоминать весь порядок недавнего сбора.
Козий бульвар с его высокими ветвистыми тополями был нашим любимым местом. Почему бульвар называли Козьим, не знали, по-моему, даже старожилы; а известный всему городу козел Ванька из второй пожарной части явно не имел к бульвару никакого отношения, хотя частенько прогуливался по нему с важным видом.
Вторая пожарная часть помещалась по правую сторону бульвара. Напротив, на левой стороне, белел ресторан «Чудесный отдых», который содержал отчим Левки Гринева — Юрков.
Однажды я спросил Леню, почему «Синяя блуза» не пытается давать концерты у Юркова. Леня дружески похлопал меня по плечу, улыбнулся и ответил:
— А потому, товарищ Гоша, что не наша там публика, не пролетарская. Нам за всяких нэпманов и типов с набитыми бумажниками нечего бороться, пусть пропивают свои деньги в ресторанах.
Правда, из рабочих с фабрики в ресторан Юркова никто не заглядывал: цены в «Чудесном отдыхе» были им не по карману. Да и мощный швейцар, или, как его запросто называли, вышибала, вряд ли бы распахнул дверь перед не очень-то модно одетым человеком. Левка Гринев даже хвалился: