Ребята с улицы Никольской
Шрифт:
Кто-то робко приоткрыл дверь и прошептал:
— Можно?
— Да, да! — повысила голос Галина Михайловна. — Можно!
На пороге, прижимая к груди сумку, позабыв смести с валенок снег, стояла Лида Русина в пальто, в сером платке.
— Галина Михайловна! Галина Михайловна! — сквозь слезы произнесла она. — Меня, меня дома не пускали в школу, но я… Но я убежала…
Тут мы не выдержали и дружно гаркнули восторженное «ура!».
— Достаточно, достаточно, — заулыбалась Галина Михайловна. — Вы, чего доброго, подобным криком школу перепугаете. Иди, Лида, в раздевалку, разденься, а мы пока повторим материал прошлой темы. Филиппова,
В перемену в класс зашел Александр Егорович. Оказывается, ему по телефону звонил отец Кошкиной и сказал, что дочь больна и к ней вызван врач.
— Значит, на одного прогульщика у нас меньше! — радостно подпрыгнул Петя Петрин.
— Нечего радоваться! — охладил Глеб Петю. — Четверо-то празднуют…
На улицах города не чувствовалось той торжественности и приподнятости, которая была в дни Октября. Правда, многие витрины частных магазинов были и теперь ярко освещены и разукрашены, а из форточки квартиры нашего домовладельца неслись пьяные песни и смех.
Вадим, с которым я встречался днем после школы, сказал мне, что нынешней ночью оба эскадрона конной милиции в полном составе выезжают на патрулирование. Под наблюдение приказано взять все загородные поселки и деревни.
— Дел милиции хватает, — пояснил Вадим. — Вот опять праздник!.. Хоть он и религиозный, однако… Не все пока такие сознательные, как на нашей фабрике. Фабрика-то, глянь, полным ходом работает…
Фабрика не только работала полным ходом, но и собиралась, как я уже говорил, справлять свое рождество, комсомольское. И на то празднование был приглашен и я.
— Хоть ты, Георгий, и не совершеннолетний, — сказал Юрий Михеевич, — но без тебя суфлерское дело у нас хромает. Придешь и на генеральную репетицию, и на сам праздник. Матери передай, чтоб не волновалась, — под моим надзором будешь.
— Мама в ночную смену работает, — быстро ответил я, чувствуя, как сердце мое запрыгало от радости. Еще бы! Ведь только один я из всех младших студийцев был удостоен этой чести. Мне завидовали и Глеб, и Герта, и Борис!
Комсомольское рождество задумали как бал-маскарад, с танцами, с призами и с антирелигиозной концертной программой, которую подготовила бригада «Синей блузы». За лучшие оригинальные костюмы полагались призы. Пока эти призы не будут присуждены, всем костюмированным запрещалось снимать маски…
Григорию Ефимовичу Матвеев приказал:
— Замки ваши спрячьте подальше, гостей смешить не стоит.
Григорий Ефимович был этим недоволен, но перечить не стал. Дело в том, что сторожу казалось, будто кто-то ночами бродит по клубу, и он на собственные деньги купил недавно огромные замки, а на ночь навешивал их на все двери. Зная характер Юрия Михеевича, Григорий Ефимович подарил ему запасные ключи. Тот было рассердился на нововведение, но, получив ключи, заулыбался, поблагодарил сторожа.
— Нет предела людским чудачествам, — добродушно посмеиваясь, говорил он. — Григорий Ефимович — человек хороший, пусть чудачит… Да я и сам, знаете, после проделок негодяя Бугримова опасаюсь почему-то за сохранность нашего имущества. Лишние замки не помешают…
Над иллюминированным входом в клуб висел плакат:
«Нам не нужно поповских праздников!»
А на двери — картина с четверостишием:
Зазвенели колокольни Колокольцами: То святые недовольны Комсомольцами.Все
В общем, Валька постарался и оформил клуб на славу! Антирелигиозные плакаты, картины, лозунги пестрели в коридорах, в комнатах, в зале. Даже на занавес он умудрился прикрепить блестящие буквы, которые читались так:
На рождественские святки Поп ругал наши порядки: Славить бога не зовут, Перед носом дверь запрут.Но сам художник куда-то скрылся. Я обошел весь клуб, заглянул за кулисы, где гримировались участники концерта, спросил у Юрия Михеевича, у Лени, побывал внизу под сценой — Валька провалился словно сквозь землю.
«Ну где он, где?» — думал я.
Неожиданно за плечо меня тронул статный красноармеец. Он был в старой форме: в длинной гимнастерке с «разговорами», с тремя нашитыми на груди красными клапанами. На левом рукаве у него алела звезда.
— Не опознаешь? — прошептал красноармеец, чуть-чуть приподнимая черную полумаску.
«Валька!» — собрался было я крикнуть, но вовремя спохватился.
— Выходит, здорово нарядился, — радостно усмехнулся Валька.
— Где ты костюм достал? — поинтересовался я, оглядывая с ног до головы ладную фигуру друга. Военная форма ему шла.
Гимнастерку и брюки-галифе Вальке сшил наш знакомый портной. А Валька нарисовал портному наряд шамана. По нему портной, не желая отставать от молодежи, сделал себе костюм для маскарада. И я сразу вспомнил шамана, который ходил по первому этажу и ударял в небольшой бубен. Оказывается, это был портной! Вот ни за что бы не подумал! Да попробуй и всех других узнать сейчас под масками! Вон на диване сидят «черт» и «монахиня». Сумей отгадай, кто они. А около ниши стоят «водяной» и «русалка»; мимо нас проходит «буржуй» в паре с «крестьянкой». Правда, в маскарадных костюмах и в масках были не все, но «ряженых», как говорили на нашей улице, пришло больше.
Прозвенел первый звонок, приглашая публику в зал, а меня в суфлерскую будку. На сцене все уже подготовились к концерту, нарядились и загримировались.
Я полез на свое рабочее место. Раздался третий, последний, звонок, в зале погас свет. И мог ли я предполагать, устраиваясь в суфлерской будке, что осталось совсем немного времени до того часа, когда со мной случится беда!
Минут через пять послышался голос секретаря фабричной комсомольской ячейки. Он выступил с небольшим докладом «Что такое рождество». Говорил секретарь с шутками-прибаутками, и в зале не умолкал смех. А когда на сцене в сарафанах и цветных платочках появились хористки — девчата и грянули частушки, веселья стало еще больше. Запевалой в молодежном хоре была Римма Хапугина. Ну и досталось же от нее в этот вечер всяким служителям культа!