Рецидивист. Век воли не видать
Шрифт:
– Лежать, суки легавые! Я дурак – всех подорву!
Угодин первым сообразил, что дело пахнет керосином и выскочил из проема камеры. Генерал бросился на Зяму в попытке отобрать гранату. Граната вывалилась из рук Зямы и зайчиком поскакала по полу. Генерал попытался её схватить, но у него ничего не вышло, тогда он просто выпнул её в коридор, где она и взорвалась.
***
От неожиданно раздавшегося взрыва, стены в комнате для допросов «дрогнули»
– Что это? – испуганно дернулась Ольшанская, пряча в сумочку вскрытый Ключником пенал и манускрипт.
– Похоже, что-то взорвалось… – выдал свое предположение Зинчук.
Ольга вскочила на ноги и подбежала к двери.
– Откройте! – Стукнула она кулачком по металлическому полотну.
В ответ – тишина. Ольшанская развернулась к двери спиной и пустила в ход каблуки. Вышло немного громче, но ответа все-равно не последовало.
– Меня кто-нибудь слышит?! – закричала Ольга, продолжая долбиться в дверь.
Но ей никто не удосужился ответить. Сквозь двери слышен вой сирены.
– Да что же там такое? – недоумевала Ольшанская, заслышав тревожный вой сирены, огласивший территорию следственного изолятора.
– Походу, ничего хорошего, – невозмутимо произнес Зинчук, продолжая сидеть на своем месте.
Ольшанская возвратилась к столу и достала из сумочки сотовый телефон. Набрала номер, поднесла трубку к уху… Нет ответа. Набрала следующий номер – нет ответа. После третьего набора она в недоумении положила телефон на стол.
– Не отвечают, – ошарашено произнесла Ольшанская, – ни начальник тюрьмы, ни охрана… – Ольга уселась на стул и бросила на часы – 14:15.
***
На часах 15:36.
– Это просто невыносимо! – возмутилась Ольшанская. – О нас что, все забыли?
Неожиданно телефон Ольшанской зазвонил. Она взяла трубку.
– Ольшанская? Где тебя носит? – грозно спросил Дрот. – Мы уже извелись все…
– В смысле «где»? – Ольгу прорвало. – В СИЗО…
– В СИЗО? – голос Дрота неожиданно дрогнул.
– Представьте себе, товарищ полковник! – Ольшанская уже не сдерживалась. – Это что такое здесь происходит? Пятый час сижу с Зинчуком в допросной! Я не ела, не пила, да я в туалет, в конце концов, хочу! Что они там себе позволяют…
– Ты что, не в курсе? – кашлянула трубка.
– Не в курсе чего, товарищ полковник? – До Ольги начало доходить, что Дрот ведет себя как-то «не так».
– В тюрьме бунт! – выдохнул Дрот.
– Какой еще бунт? – не поняла Ольшанская.
– Ольшанская, не тупи! – пришел черед «взрываться» полковнику. – Зэки взбунтовались, взяли заложников! Есть жертвы!
– А мне-то, что прикажете делать?
– Ольшанская, тебе нужно срочно выбираться! – «распорядился» Дрот.
– Вы смеетесь, товарищ полковник? – офигела от такого предложения Ольга. – Как вы себе это представляете?
– Затаись! –
– Интересное кино! – задумчиво произнес Ключник.
– Вы все слышали, Зинчук? – Ольшанская ошарашено хлопала ресницами, не зная, что предпринять.
– Я же не глухой, Ольга Васильевна! Я только одного не догоняю: на кой этот кипишь Хоботу? Режим послабить? Не-е-е, тут, конечно, не санаторий, но вполне… Что-то здесь не срастается!
Неожиданно раздалось лязганье отпираемого замка. Дверь распахнулась и в допросную ввалились двое уголовников, похожих друг на друга, как братья близнецы – Ряха и Кирпич с резиновыми дубинками охранников в руках.
– Че тут у нас? – прогундосил Кирпич, почесав дубинкой сутулую спину. – О! Да тут у нас интим со следачкой?
– Внатуре зачетная лакшовка[1]! – поддержал Ряха приятеля. – Чур, я первый!
– Перетопчешься, Ряха! – Кирпич свернул из пальцев фигу и сунул её под нос корешу. – Такую кралю нужно иметь со всем обхождением!
Ряха, шаркая подошвами по бетону, подошел к сидящему на стуле Зинчуку, демонстративно поигрывая дубинкой. На лице Поликарпа не дрогнул ни единый мускул. Кирпич, тем временем, медленно приближался к Ольшанской.
– Э, терпила, – повелительно произнес Ряха, – канай отсель – кончились твои мытарства! Ща мы с Кирпичом с нее все показания сымем… и кружевные трусики тоже… – Он гадко ухмыльнулся и облизнул толстые губы, представив Ольгу нагишом. – Ты даже не представляешь, как давно у меня бабы не было!
– Слышь, чушки отмороженные, – неожиданно резко заявил Зинчук, – а обзываться, входя в хату к аристократу[2] вас не учили?
– Чё сказал? – Ряха для пущего понту подставил к уху ладошку, типа плохо слышит. – Это кто тут аристократ-законник? Других коронованных на кичмане, кроме Хобота нету! Сам для начала обзовись! – Ряха угрожающе навис над сидящим Зинчуком.
Поликарп неспешно расстегнул ворот спортивной мастерки, демонстрируя Ряхе подключичные звезды[3] «вора в законе»:
– Я – Ключник. Слыхал за такого?
При такой заяве даже Кирпич забыл об Ольшанской и повернулся к Зинчуку:
– Ключник? Как же, слышал-слышал! Прогон был, что ты еще тот сладкий фрукт – апельсин! Окажи-ка ему уважение, Ряха!
Ряха размахнулся дубинкой, намереваясь ударить Зинчука по голове. Ключник, соскользнув со стула, резко подсёк стопой ноги агрессивного зэка. Ряха, не удержавшись, с размаху плюхнулся на задницу. Зинчуку даже показалось, что он расслышал стук, с которым копчик ублюдка соприкоснулся с бетонным полом. Но жалеть врага, не входило в планы Ключника: обхватив его голову рукой, он резко ударил Ряху о край металлического стола. Зэк дернулся, разбрызгивая по столу алые капли, сполз на пол и отрубился.