Рецидивист. Век воли не видать
Шрифт:
***
Окна в кабинете начальника тюрьмы были занавешены темными плотными «шторами» из старых одеял – страховка от снайперов. За столом, развалившись кто во что горазд, сидели самые авторитетные заключенные следственного изолятора, из которых особо выделялись обилием татуировок Хряк и Гвоздь. Во главе, на хозяйском месте, забросив ноги на стол, восседал Хобот. Рядом, по правую руку расположится горбоносый террорист Фарух. Не всем ворам нравилось такое соседство, но ничего предъявить Хоботу они не могли –
Входная дверь, легко скрипнув открылась и в кабинет тюремного начальства вошел Ключник:
– Привет честной компании!
– Надо же – сам пришел! – изумленно произнес Хряк.
– Это шо за явление, Хряк? – «сквозь губу» поинтересовался Хобот.
– Знакомься, братва – Ключник! – «просветил» честную компанию Хряк.
Хобот сбросил ноги со стола и наклонился вперед:
– Ну, садись, раз пришел.
Ключник присел на стул как раз напротив Хряка, не обратив внимания на странно активизирующегося за его спиной Бациллу.
– Имеешь, что сказать людям? – с видом этакого третейского судьи спросил местный пахан.
– Да вот с приятелем не сошлись во мнениях… – указав на Хряка, мирно произнес Зинчук.
– Ну, так давай, а мы рассудим! – продолжал «издеваться» Хобот, прекрасно зная, что сила на его стороне.
Хряка и Ключника разделял лишь стол. Смотрящий резко наклонился вперед и плюнул Зинчуку в лицо. Острое лезвие бритвы, которое во время разговора Хряк прятал во рту, вонзилось Ключнику в левый глаз. Он непроизвольно вскрикнул от боли и прижал руки к лицу: вязкая густая кровь прочертила на его запястьях темные дорожки и, просочившись сквозь плотно сжатые пальцы, закапала полновесными каплями на грубую поверхность стола.
Пока Ключник корчился от боли, со стульев подскочил Бацилла и подло вогнал в его незащищенную спину заточку. Зинчук вздрогнул, а затем рухнул на стол. Его голова, гулко стукнув о столешницу, развернулась боком, открывая взору присутствующих криминальных авторитетов окровавленную глазницу.
– Лихо ты его повенчал, Хряк! – с нотками зависти в голосе, произнес Хобот. – Я и не знал, что ты такой виртуоз!
Хобот, а видел, как я сработал?! А?! – дающим «петуха» голосом от нахлынувшего возбуждения, пролепетал Бацилла, демонстрируя всем трясущиеся руки. – вот этими самыми руками гниду работал…
Заткни фонтан, Бацилла! – презрительно процедил законник. – Убери эту падаль…
– Сейчас сделаем все в лучшем виде, пахан! – Бацилла мелко закивал и потянул все еще дрожащими руками заточку, торчащую из спины Ключника. Выдернув окровавленное лезвие, он откинул неподвижное тело Зинчука на спинку стула и деловито принялся стягивать с него модную спортивную мастерку.
– Э-э-э… – удивился даже Хобот, не говоря об остальной братве. – Ты чего это делаешь, братская чувырла? Крысятничаешь?
– А чего добру пропадать? – Не постеснялся Бацилла,
– Ладно, – махнул рукой Хобот, – ему уже без надобности.
Бацилла, наконец-то, стянул мастерку, оставив труп Ключника с «голым торсом». Раздался сиплый кашель – шаркая по полу ногами, к трупу подошел Старый. Презрительно посмотрев на Хобота, он, брызжа слюной из беззубого рта, ткнул кривым пальцем с желтым обломанным ногтем в остывающее тело:
– Ну, чё? Сявки мелкокалиберные! Ужо и фраера нормально опустить не можете?
Хобот «отмахнулся» от престарелого зэка, словно от назойливой мухи:
Дед, сгинь – твой паровоз давно отстукал…
Бацилла неожиданно истерично взвизгнул, словно перепуганная мышью баба, и отпрыгнул от трупа:
– Мля! Бугор, че за фуфло!
Бацилла указывал рукой на обнаженную спину мертвого Ключника, на которой стремительно проступали неясные очертания многочисленных татуировок. Через секунду взорам изумленных зэков «открылась» искусно наколотая церковь со непомерным количеством куполов[2] и «проявились» старые уродливые шрамы от ударов плетью.
Хряк даже с места привстал и изумленно присвистнул:
– Вот это фрак с орденами[3]!
Старый, что ошивался возле тела, наклонился, пытаясь разглядеть подслеповатыми глазами татуировку церкви.
– Это ты его Пряником обзывал, Хряк? – каркнул скрипучим голосом старик.
Хряк кивнул, не понимая куда клонит этот древний маразматик.
– Не думал, что еще свидимся… – наклонившись к самому лицу мертвеца, произнес дед.
– Че ты там бубнишь, Старый? – Не расслышал последних слов старика Хобот.
– Я базарю, шо уже видел эти ордена и регалки[4]! – повысил голос Старый, елозя узловатым пальцем по голой спине Ключника. – А вот эти кумпола я колол. Примлаг… в семидесятых.
– Ты чего, Старый, крышу совсем унесло? – Брови Хобота потихоньку поползли вверх.
– Сам знаешь, Хобот, я колыцик[5] на зоне не последний, – вполне себе вменяемо произнес старик. – Свою регалку с чужой даже сослепу не попутаю, отвечаю! А вот эти буковки под лопаткой видишь?
Старый вновь ткнул пальцем в спину мертвеца, демонстрируя Хряку многочисленные татуировки и ожоги, выполненные аббревиатурами «СБ», «СК» и «Б» под правой лопаткой, тянущиеся едва ли не до самой поясницы.
– Ну? Вижу, – кивнул авторитет.
– Гну! – передразнил его старик, совсем потеряв страх. – Это – настоящие каторжанские клейма! Царские! Я их хорошо по малолетству выучил, тогда еще встречались такие сидельцы: «СК» –ссыльнокаторжный, «СБ» – ссыльнобеглый, «Б» – бродяга, Иван родства не помнящий. Вот гляди… – Старый без отвращения поднял запачканную в крови правую руку трупа и вывернул её запястьем наружу. На руке Ключника, ниже локтя, татуировки аббревиатур дублировались – те же многочисленные «СБ», «СК» и «Б». – Ну вот, все как положено! Кто из вас, – он оторвался от тела и пробежался выцветшими от старости глазами по лицам присутствующих авторитетов, – сопляков, знает, как при царе босоту клеймили?