Редкая птица
Шрифт:
Ну а человек, для которого насилие и секс на экране являются видом допинга… Его психика постепенно привыкает ко все более извращенным и циничным эпизодам…
– Дрон, но ведь на Западе это дело настолько изучено и отработано, и фильмы они могут снять на любой вкус и заказ, и актеры так сыграть… Ну а гримеры… те вообще таких монстров делают – в кошмаре не увидишь!
– В том-то и дело, Ленка: сыграть! Зритель знает, что после съемок актеры смоют с себя красную краску, а «жертва» с «насильником»
– А тут все по-настоящему… Но ведь подобных психов не так много…
– Наверное, все-таки больше, чем мы можем себе представить… Какие-нибудь «клубы по интересам» в дальнем за-бугорье.
– Все равно. Продукция нелегальна – значит, закрытые просмотровые залы…
Очень дорого.
– Ты знаешь, маньяки свое сумасшествие болезнью часто и не считают. Или принимают ее за избранность. А за это люди готовы платить очень дорогую цену.
Часто – любую. К тому же, сумасшествие – болезнь заразная.
– Как это?
– Ну вот представь, какова будет реакция человека, узнавшего о том, что кого-то сбила машина?
– Жалко.
– А еще? Тайная, но естественная?
– Хорошо, что не меня.
– Точно. Каждый человек отличается от жука тем, что знает: он смертен.
– А ты уверен, что жук этого не знает?
– Не уверен, но предположим. Человек не знает точно о конечности земного своего пути и всю жизнь проводит под гнетом этого страха. Осознанного или скрытого.
– Брось ты. Многие живут так, словно собираются жить вечно.
– Каждый человек решает эту проблему сам. Одни – берут все от жизни, другие – ищут бессмертия души… А третьи нейтрализуют свой страх страхом смерти других.
– Это вроде Сталина или Гитлера?
– Вроде. Этакий перевертыш: «Чем больше людей отправлю на тот свет, тем меньше шансов попасть туда самому».
Кстати, сказка моя – не такая уж выдумка. С двенадцатого века в Западной Европе ведьм сжигали тысячами! В некоторых городах женщин истребили чуть ли не поголовно…
– И в первую очередь, наверное, красивых…
– Наверное… «Дьявольский соблазн» и все такое… Мы помолчали.
– Дрон, а, наверное, из тебя хороший бы проповедник вышел. Гуру.
– Не, я в академики подамся или в психоаналитики. Оно денежное.
– Так ты алчный!
– Еще бы. Но тщательно это скрываю.
– От самого себя тоже?
– А как же. Порок, о котором знаешь сам, уже не порок, а хобби.
Ленка вдруг замерла:
– Дрон! До меня только сейчас дошло!.. А что они с девушками потом делают?
Ведь убивают!
– Особнячковая шпана?
– Да.
– Думаю, нет.
– Почему? Ведь свидетели…
– Прежде
– Куда же их девают? В проститутки?
– Вряд ли.
– Ну да! Девушка может-таки разговориться.
– Разговориться – тоже вряд ли. После такой «психиатрической обработки»…
Но сбежать с концами – может.
– Так куда же их девают? Я же помню, трое из особняка исчезли, их увезли.
– Думаю, их просто продали.
– Продали?
– Ну да. Граница-то рядом. И мотается туда ежедневно столько «челноков»…
– Но ведь паспорт нужен, еще какие-то документы…
– Если есть деньги – нет проблем.
– Но ведь на границе и милиция, и пограничники, и ка-гэбисты, или как они теперь называются. Риск большой – вдруг какая девчонка крик поднимет!
– Никакого риска. Вспомни свое состояние – «как кукла заводная». Все эти особнячковыс эксперименты направлены на главное: полностью лишить человека воли.
Страхом. Ну а для полной безопасности – легкий транквилизатор, – так можно целую группу вывезти без затей.
– Наверное, ты прав… Слушай, а я им зачем была нужна? Тоже для продажи?
Интересно, сколько бы за меня запросили?
– Продать, наверное, не продали бы, а вот поторговаться…
– Не понимаю…
– Ты приманка, «живец».
– И какую же рыбу на меня хотели поймать?
– Понятно, крупную.
– Володя?..
– Да.
– Они что, были так уверены в его чувствах ко мне? – Ленка усмехнулась:
– Мне, конечно, лестно, но я сама не знаю, вспомнит ли он обо мне вообще! Мужик он видный и небедный, а юг – место шебутное.
– Извини, но это даже не важно. На тот момент ты была его девушкой, и твоим похищением ему оказано неуважение… Больше – серьезное оскорбление! Цель – заставить его действовать, желательно – опрометчиво.
…Ну надо же, какой я умный и как все складно излагаю! Если бы эта же голова варила правильно, когда пляжный амбал на меня накатил… Хотя – условия были трудные: тяжелое похмелье, неясные перспективы, смертельная жара…
Можно добавить: тяжелое детство и деревянные игрушки… Короче: с кем не бывает!..
– Ты чего замолчал?
– Занимаюсь душевным самобичеванием.
– И как, больно?
– Нс-а. Как говаривал старина Маркс очень самоуверенно: «Ничто человеческое мне не чуждо». Я нашел для своей глупости смягчающие обстоятельства и объективные причины. И заключил, что во всем прав.
– Дрон, давай начистоту.
– Давай, – простодушно пожимаю плечами.
– Кто такой Володя?
– Крупный авторитет. Насколько крупный – я и сам не знаю.