Редкая птица
Шрифт:
Ну что ж, пока игра идет по этому плану.
Как там Кузьмич сформулировал по рации с большевистской прямотой:
«Профессионалы начали разборку на нашей территории». Хотя до убийства мэра в пользу профессионализма исполнителей говорил только выстрел в затылок тому амбалу, оставленному мною на пляже. Тогда же Кузьмич отдал приказ «открывать огонь на поражение». И говорил все это по ординарной рации с прямодушной присказкой: «Мне скрывать нечего».
Итак, что мы имеем?
Некто, назовем его Левак, открыл близ Приморска «параллельный» бизнес. Кто он? Кузьмич? Почему нет? Мужик с головой, со связями, с
Ладно, оставим пока, пусть будет Некто. Левак.
Но есть еще одна персона – представитель Службы. Основной. Организатор.
Контролер. Самое смешное, что имена можно назвать те же. Правда, если разыграется воображение, можно прибавить к названным майора-безо-пасника, грузина – торговца спиртным и шахтера Степана Тимофеевича. Ну а по законам приключенческо-шпион-ского жанра (уж нам, сенегальско-сомалийским шпионам, это известно как никому) главным подозреваемым должен стать кобель Джабдет, специально обученный и проинструктированный в чуждой нам спецслужбе!
Эх!.. Курить хочется – зверски, водички похлебать…, И спать. А потом можно и заново в вечный бой, ибо покой, как сказал поэт… И тот достоин, который в бой… Каждый Божий день… Смело, товарищи, в ногу…
Одно из двух: или принять лошадиную дозу бодрящих, или спать. Боюсь, бодрящие в таком количестве повернут путь моих мыслительных изысков в такую мерцающую сторону, что Кашпировский с Фрейдом разрыдались бы, получив для проверки теорий столь сугубого пациента. Но где гарантия, что я не начну потом мочиться в супружескую постель? Ах да, я же не женат. А вот это как раз не важно, – пусть это будет чужая постель, лишь бы достаточно супружеская!
К тому же покойный Фрейд мне не помощник.
«Товагищ! Вы ели что-нибудь сегодня?» – «Нет, Владимир Ильич». – «Тогда – спать! Это – агаиважно!»
Ну, раз сам вождь пролетариата…
Я ложусь на спину и закрываю глаза.
Итак, похоже на то, что все я просчитал правильно. Огорчает одно: если в деле замешаны такие деньги… Хуже денег – только политика. Надо же, какая глупость лезет в голову. Почему глупость? Деньги никому не нужны, но все, что можно за них купить, – просто необходимо. Это и есть свобода. Когда при деньгах.
«Свобода – это осознанная необходимость». Маркс сказал. Поздненько я начинаю классика ценить. Осознанная необходимость жить вечно. Осознанная необходимость быть. В гармонии с самим собою, с миром и с вечностью. С Богом.
После девяноста пяти непременно стану проповедником.
«И истинною любовью возвращайте все в Того, Который есть глава Христос».
Спать. Спать. Спать.
Что же я все-таки упустил?..
Потом. Спать…
Я бегу по пустыне. Но под ногами не песок, а камни – красные, раскаленные от жары. Если наклониться, камни отливают золотом. Пытаюсь дотронуться и отдергиваю руку: горячо, боль пронзает до самого плеча. Хочется пить. Я выпрямляюсь и оглядываюсь, – солнце не правдоподобно быстро поднимается в зенит, и я вижу, что все пространство вокруг сияет червонным золотом. Это же Золотая долина! Эльдорадо! Загадочная земля,
И вот я здесь. Один. Я – владелец несметных сокровищ… Горло сушит, раздирает от жажды, жара становится нестерпимой… Солнце достигает зенита, и весь его жар, отраженный от блестящей поверхности, концентрируется на единственной чужеродной здесь темной точке… На мне.
Мир становится нестерпимо белым, я падаю, раскаленная масса летит мне навстречу, и я успеваю понять, что едва коснусь ее, как мгновенно обращусь в пар, в пустоту, в ничто…
– Два… Три…
Как жарко, безумно жарко… Я чувствую, как пот струйками стекает по спине, по лбу, по щекам…
…Четыре… Пять…
Открываю глаза. Пространство вокруг залито ослепительно белым светом. Я ощущаю собственное тело, неподвижно распростертое на прохладном шершавом брезенте… Ьрезент упруго ласкает щеку… Мне хорошо…
…Шесть… Семь…
Голос становится визгливым и торжествующим. А я чувствую затаенное напряжение зала, тысяч людей, ожидающих слова «аут», чтобы взорваться воплем восторга, празднуя мое поражение…
Если я не встану, меня добьют. Если встану – снова попытаются сбить… Сил уже нет… И брезент так приятно холодит щеку…
Друзья, наверное, будут жалеть обо мне… Это тоже приятно…
Мелодия едва-едва слышна, но очень знакома… Эту песню любил один мой друг… Какие же там слова?..
…Но я не дам врагам своимВдыхать злорадства сладкий дым;Когда я выползу живымИз амазонской чаши…'' [1] .…Восемь… Словно визг циркулярной пилы о железо…
Но я уже на ногах. В боевой стойке. Стопы расставлены, руки прикрывают корпус и голову, плечи расслабленно опушены, готовые в долю секунды взорваться отработанной серией ударов.
1
Из песни Михаила Щербакова.
Голова опущена, подбородок прикрыт хорошо… Из-за слепящего света я не вижу рефери, но знаю, что сейчас он внимательно смотрит мне в глаза, пытаясь определить, могу ли я продолжать бой… Ну же! Ну!
Бокс!.. Голос – словно скрип ржавой двери… Зал взрывается криком!
Но… Противника я не вижу! Его просто нет. Как нет и рефери. Ринг, канаты, белые лампы над головой, за завесой сигаретного дыма угадываются лица зрителей, искаженные азартом…
«Ну что ты стоишь! На тебя деньги поставлены! Работай!»
Но если нет противника?..
Значит – бой с тенью. Это просто, как на тренировке.
Я расслабился, стало даже весело. Серия прямых… Прямой – боковой – прямой… Сайдстеп, через руку… Прямой – боковой, на отходе…
Зал наполнился свистом, улюлюканьем, смехом… Да что они, за шута меня держат? Я тоже хорош… Останавливаюсь, опускаю руки… Удар в голову на миг ослепляет, инстинктивно «ныряю», бросаю правую руку и «проваливаюсь», – кулак попадает в пустоту… Следующий боковой противника едва не сбивает меня с ног. Я немного «плыву», меняю стойку и начинаю «танцевать» назад и в сторону, восстанавливаю дыхание…