Река её жизни
Шрифт:
— Тётя Настя, а для моего хлебушка тесто сделаем?
— Шура, мой руки и начни пока перемалывать.
Сашка в ступе перетерла зерно, потом растолкла волокна мха, и сушеную крапиву.
— Шура, у меня сыворотка осталась, замеси на ней.
Девочка старательно замешивала тесто, предвкушая как придёт домой со своим хлебушком.
— Тоня, а ты пока почитай нам вслух про Чука и Гека. — попросила подругу.
— Я её уже читала. — девочке не хотелось перечитывать повторно.
— Ты читала, а я — нет. Видишь же: мы заняты… Ну почитай, чего тебе стоит? —
— Лааадно. Слушайте. — Тоня уселась поудобнее с книгой у окна, а её мама с Шуркой хлопотали возле печи.
На кухне витал манящий аромат. Когда хлеб был готов, Сашка засобиралась домой.
— Тёть Настя, а завтра поможете мне платье кроить?
— Хорошо, Шура, приходи, только не рано. Я с утра занята буду.
— Тогда ближе к обеду приду, хорошо? Спасибо, что помогли хлеб испечь, пойду маму порадую! — проговорила Сашка, выбегая на улицу.
Мать дома сидела за прялкой: купленные в начале войны ягнята, выросли, и уже дважды давали приплод. Теперь в семье Саши была шерсть и, иногда, мясо.
— Мам, мы сегодня с хлебом! — Положила на стол тёплый каравай.
— Опять у Красоткиных была? Тётя Настя там не устала от тебя?
— Что ты, мама, она сама всегда зовёт. Я и на завтра уже договорилась: ты мне разрешила отрез взять на платье, так я у неё и раскрою.
— Я думала, мы завтра с тобой лён подёргаем…
— Так давай, с утра — лён, а потом, как справимся, я к тёте Насте схожу?
— Да. Я с утра и собиралась… Обувь износилась. Ходила к мастеру, сказал что возьмётся к осени ботинки из кожи пошить, а мы потом льном верх надвяжем.
Летом ходили в лаптях. Тимофеевна, древняя старушка, что жила в Низовье, была мастерицей. До войны плела корзины, короба и другую хозяйственную утварь. А сейчас плела лапти. Кто хотел научиться — не отказывала, помогала. А ей приносили кто что мог, из еды. Так и жили сообща.
В первый год оккупации Февронье с детьми тяжко пришлось: огорода не было, картошки не запасли. Скотины тоже не было. Выкручивались как могли: Сашка молоко меняла, да от солдат кашу иногда приносила, а Василий нанимался пахать. До войны лошадей многие держали. Сейчас меньше, но соблюдая очерёдность в сезон успевали всю землю перепахать. Мужских рук не хватало, вот и нанимали за харчи. Кому дрова колоть, кому косить, кому что-то починить.
Следующей весной, после начала войны, Февронья присмотрела заброшенные огороды. Перекопали и посадили картошку, свеклу, морковь и даже капусту. Осенью заквасят её в бочке, будет чем щи зимой заправлять.
Телочка, взятая в начале войны, подросла, и в феврале мать договорилась в колхозе с ветеринаром, чтобы её осеменили. Теперь к декабрю ждали отёла, а там и своё молоко будет…
Утром Сашка не залёживалась, привыкла рано вставать. Зато, поможет матери со скотиной управиться и ещё весь день впереди свободен.
Весной посеяли лён. Пришла пора его заготовить.
Утром с порядней управились и пошли с матерью на огород.
— Мам, а почему лён надо с корнем дёргать? Почему косой или серпом не скосить? Быстрее же будет. — Сашка грызла дудку, сорванную
— Косой ты укорачиваешь стебель. А нам надо, его как можно более длинный для нитей оставить.
— Понятно. А что потом? Выдергаем его сегодня, а дальше что?
— Оставим в поле на земле. Его дождём будет поливать, потом солнцем сушить. Недели три полежит, размокнет, размякнет, а потом соберём и домой привезём.
— А потом? — всё допытывалась Сашка.
— Потом — суп с котом. Давай уже делом заниматься, пока дождь не пошёл, а то вымокнем. — Февронья с беспокойством поглядывала на наползающие тучи.
Саша глянула на небо: было солнечно, но со стороны Яг ручья надвигалась явно дождевая туча. А здесь и укрыться негде.
Прикусила язык и сосредоточенно принялась за работу. Собирали растения в небольшие пучки, выдёргивали, связывали и укладывали рядками, чтобы потом удобнее было их переворачивать.
Наконец справились и с наслаждением разогнули спины. Перед дождём парило. Сашка вспотела, а кофту не снять: оводы дождь почуяли, оживились, роем вьются над ними.
— Пойдём доча, сейчас дождём накроет, — проговорила мать отряхиваясь.
Спешили, но до дома дойти не успели: вверху громыхнуло, мелькнула молния, упали первые редкие капли дождя, пробивая лёгкую пыль на дороге. Снова раскат, потом тишина и вдруг сверху хлынули потоки воды. Сашка с матерью почти добежали, но было поздно. Через несколько секунд вымокли до нитки. Дома переоделись в сухое. Мать, развешивая одежду на верёвку, усмехнулась:
— Во как удобно! Пока дошли — и одежда постиралась…
— Да! Ещё и помылись заодно! — поддержала шутку Сашка, вытирая мокрые волосы в полотенце.
Через три недели они лён привезли домой. Затем на специальных дощечках отбивали стебли отделяя волокна от шелухи, потом мяли, вычёсывали и, далее, мать пряла лён в нити. Нитки получались грубые, но очень прочные. К осени сапожник им сшил из кожи короткие ботики. К ним приклеили вырезанную из резины подошву. А верх мать обвязала крючком льняной нитью. Из овечьей шерсти к зиме вязали носки, рукавицы, жилетки.
Сашка тоже научилась вязать, и теперь работа спорилась быстрее.
Война войной, а у природы свои законы и всё идёт своим чередом: за весной — лето, за летом — осень… Вот и журавлей косяки на юг полетели… Не успеешь оглянуться — наступит зима. Потом весна. И так по кругу. Не смотря ни на что — жизнь продолжается!
Глава 12. Один серый, другой белый
Неугомонные подружки часто лазали по траншеям вдоль посёлка. Вдоль них были расположены хозяйственные постройки. В центре поселения в жилых домах располагался офицерский состав. Приметили, где живут финки, на которых часто кто-нибудь из ребят жаловался. Уж если кого поймают — обязательно накажут. Подружки из укрытия наблюдали за их жизнью. Как то заметили, что те часто ходят в сарайчик, который как раз был крайний к траншее. Решили, когда стемнеет, посмотреть, что там?