Рэкетиры никому не нужны

Гастелло Николай

– А чего тебя на месте не было?

– Я был. Я же сегодня после суток. Я первым и был. Но потом прошел слух, что много начальства едет, и Евсеев отправил меня на базу. От греха, – он глубоко вздохнул, выдохнул на меня каким-то сладковатым алкогольным духом и нарочито печально, но убежденно, чтобы я не сомневался в единстве рядов, добавил:

– И я его понимаю…

Никитин был отличный опер. Один из лучших. Неутомимый и везучий. Он мог выйти из автобуса именно тогда, когда два отморозка пытались ограбить ларек с сигаретами и шоколадками. Через мгновение Никитин уже сидел на одном из них

и внимательно расспрашивал задержанного о фамилии и месте прописки убежавшего второго злодея.

В другой раз два выходца из Средней Азии совершенно искренне пытались украсть невесту. Они нашли ту, которую считали невестой одного из них, в Москве, куда она сбежала от отсутствия равенства полов в родном ауле и своего жениха-маргинала. Пришли прямо в общежитие Пищевого института, где она проживала в свободное от учебы время. Забрали девушку. Угрожая расправой, морально парализовали живущих с ней студенток и женщину-консьержку. И как ни в чем не бывало сели с ней в метро, чтобы поехать на Казанский вокзал.

Вряд ли бы они смогли украсть девушку далеко. Но ей оттого, как долго протянут жених и друг жениха, было не легче. Родители увезли ее из аула в 15 лет. Она уже давно жила в Москве. Была гражданкой РФ и думала, что никогда уже не увидит этих людей. А они теперь сидели по бокам и крепко держали ее за руки. Более того, жених под рукой тыкал в нее ножом. Девушка поймала взгляд Никитина, и губы изобразили артикуляцию слова «помогите». Никитин оценил обстановку. Вполне здраво рассудил, что жизнь заложника выше геройства. Дождался, когда вагон остановится, двери откроются и пути бегства будут свободны. И заорал истошным воплем: «Милиция!»

Так истошно вопить «милиция» умели только милиционеры в середине 90-х. Возможно, жених был искренне влюблен и просто идиот. Любовь – сильное чувство, тупость – сильное качество. Но ничто не могло сопротивляться этому воплю. Жених и друг жениха выскочили из вагона, а девушка упала на руку спасителя, чем избавила Никитина от необходимости устраивать погоню, чего ему и самому не очень хотелось.

Их повязали в поезде уже в Казани, когда они обедали черствой лепешкой и луком.

Когда человеку достается столько возможностей проявить себя в борьбе с преступностью по дороге на работу, можно себе представить, сколько он делал всего на работе. Руководство это оценило и сделало его начальником уголовного розыска.

Никитин был отличный опер. И стал не менее отвратительным начальником. Он все забывал. Не в состоянии был нормально провести ни одного совещания. Все пытался сделать сам, что похвально, но не эффективно. Ну и самое неприятное, он совершенно не мог молчать при начальстве. От волнения его распирало, и он нес дикую чушь, абсолютно не предусмотренную его полномочиями. Поэтому Евсеев отправил его в отдел. Никто же не знал, что замминистром двигает исключительно ностальгия по уходящей эпохе и разговаривать он особо не собирался. Впрочем, Никитин почти обязательно должен был успеть удивить высокое начальство. Делов-то умеючи.

В рекреации становилось все оживленнее. Прибыли парни из второго отдела МУРа. Отдел по расследованию убийств. Сейчас эти отделы по всей стране на сленге стали «убойные». Это все питерские штучки. Убойный отдел, глухарь вместо

висяка. Конечно, когда у кого-нибудь что-нибудь висит, неприятно, зато честно. Поребрик, булка, парадное, греча, кура – все это болота виноваты. Плохо влияют на пешеходов. Тогда в нашей речи был просто второй отдел. Оттуда прибыли мой почти друг Гоша Данилов и его стажер Володя Смирнов. Если честно, Смирнов работал уже год. И стажером не был. Точнее, вообще, по-моему, стажером никогда не был. Но привязалось. Он был хороший парень, но блатной.

Отец не только устроил его работать в отдел по расследованию убийств, что было немного странно для блатного, но и подарил хромированные американские наручники в честь окончания школы милиции. В результате Володя переживал перманентный стресс. С первого дня работы он мечтал применить спецсредство – наручники, – но не знал куда. Пошел бы он работать в ОБНОН, каждый день пристегивал бы наручниками наркодилеров. Ну, через день. Особенно цыган: не пристегнешь – не поговоришь.

А во втором отделе кого пристегивать? По бытовым убийствам местные своими силами справлялись. А по серьезным делам злодея еще найти надо. А когда он найдется, желательно поручить его задержание специально подготовленным людям. На чем Гоша всегда настаивал и не пускал своего стажера на задержания серьезных злодеев, несмотря на активное желание последнего. И не потому, что он блатной, а потому, что просто нефиг. С Гошей мы сразу и крепко подружились. Причина нашей дружбы была одна: и он, и я прочли полностью школьную программу по литературе вместе с литературой, рекомендованной для внеклассного чтения. Нам было что обсудить.

Я пошел в кабинет к Евсееву с тайной надеждой, что у него остались бутерброды с сыром. Евсеев явно отогрелся после кладбища, был чрезвычайно свежим и бодрым.

Это потому, что ему было очень мало надо. Его срубало с количества, от которого просто не может быть никакого постинтоксикационного состояния вследствие злоупотребления. Подполковник Евсеев мог убраться в дым в свободное от службы время, но утром будет руководить вверенной ему криминальной милицией без единой царапины на чисто выбритом лице.

И еще у него был удивительный талант. Он мог убраться с подчиненными. Со всеми перебрататься. Одолжить денег на такси, точнее за него кто-нибудь должен был заплатить. А с утра быть абсолютно начальником. Немало новеньких, поцеловавшись взахлеб с ним вечером, поплатились, решив, что они теперь друзья. Ничего, кроме нескольких лишних дежурств в ближайший месяц, это им не обещало. Евсеев молча брал график и вписывал новых друзей вместо старых сотрудников, которые знали его давно и не напрасно.

Вчера праздновали его подполковника. Две большие звезды Евсеев выпивал вместе с водкой. Выплевывал себе на погоны. Все как надо. Я ничего не видел, заехал на несколько минут. Поздравить. Он был уже почти готов. И поэтому сегодня так понимал мое состояние, думая, что я недостаточно бодр и измучен потому, что злоупотребил за его звезду. Самого Евсеева уже минут через 20 отправили домой на жене, которая предусмотрительно за ним заехала на семейной машине в этот не простой для него вечер.

Я положил на стол ключи от «шестерки». И сказал предельно нежалостливым голосом: