Рембрандт должен умереть
Шрифт:
– Да, я тоже спрашивал об этом и что-то не помню ответа, – оживляется Молинари.
– Это потому, что я тогда не ответила, – спокойно произносит Софья. – Нет, мы не знаем, где остальные предметы. Мы только посредники.
Молинари порывается что-то возразить, но решает промолчать. Он не мог не заметить, что Софья нервничает из-за появления все новых и новых действующих лиц, думает Иван. Наверняка он понимает, что при Винсе она точно не станет отвечать честно, да и вообще развернуто.
Все
– Мальчики, вам надо идти. Всем. Я останусь, надо будет перевезти картины. Им нельзя сейчас долго быть в одном месте; надеюсь, вы поймете.
Логично. Только где здесь у Софьи машина, чтобы что-то перевозить? Иван выглядывает в окно – на заднем дворе нет, и гараж здесь вроде тоже не предусмотрен.
– Лучше бы вам их не трогать больше, – с болью в голосе произносит Ди Стефано. – Удивительно, что они хотя бы в таком состоянии сохранились. Будет обидно, если полотна окончательно погибнут перед самым, так сказать, возвращением домой.
– Я сама занималась живописью, – отвечает Софья. – Я с ними очень бережна. Неужели вы думаете, что это я сворачивала их в трубку?
– Нет, мэм, я так не думаю, – с сомнением произносит реставратор. – Но вы должны понимать, что еще один переезд этим картинам категорически противопоказан.
– Винсент, у меня, к сожалению, нет выбора. Я совсем не знаю ни вас, ни Тома. Не обижайтесь, но если кто-то теперь явится сюда и просто заберет картины, получится, что я и еще один человек зря провели последние двадцать лет в страхе.
Качая головой, Ди Стефано направляется к вешалке. Молинари еще мешкает, но Иван подталкивает его к выходу.
– Том, вечером увидимся все втроем. Никуда не денутся от нас ни картины, ни Софья.
– Ты ужасно наивный парень для пессимиста, – ворчит Молинари.
– Поедем, посидим где-нибудь, – предлагает Иван. – Иначе ты опять увяжешься за ней. А теперь она точно будет смотреть по сторонам. Заметит – все насмарку.
Молинари пару секунд выглядит смущенным, но угрызения совести – это явно не для него.
– Зря я не запер вас в сортире, – говорит он, наклоняясь, чтобы завязать шнурки.
Погруженные каждый в свои мысли, трое мужчин бредут в сторону Бруклайн-авеню. Ди Стефано надо в музей, и он предлагает пойти пешком: тут всего мили полторы. На небе ни облачка, здесь уже совсем весна, Ивану жарко даже в расстегнутом пальто. Надо куртку купить, думает он. А может, и в свитере ходить
– Вам ведь тоже бесполезно задавать вопросы про картины? – без особой надежды интересуется Ди Стефано.
– Да, я в этой истории вообще посторонний, – отвечает Иван. – Я понимаю, что для вас много непонятного. Для меня тоже. Но я так рассуждаю: если картины вернутся, ответы станут не важны, верно?
– Ответы всегда важны, – встревает Молинари. – Всегда кто-то герой, а кто-то злодей, кто-то получает награду, а кто-то несет ответственность. Даже если сейчас мы не задаем вопросов, потом все равно кому-то придется отвечать. Вот что я думаю.
– А я согласен с Иваном, – неожиданно отвечает Ди Стефано. – Двадцать два года люди приходили в музей смотреть на пустые рамы. Представляешь, какие будут очереди, когда картины вернутся? Мне, конечно, придется поработать. Но такая работа бывает раз в жизни.
Почти до самого музея они молчат, только Молинари с Ди Стефано обмениваются парой реплик про общих знакомых. Распрощавшись с реставратором, Том и Иван продолжают путь.
– Мы куда? – спрашивает Штарк. Эти места ему плохо знакомы, да и в Музее Гарднер он никогда не был.
– Тут недалеко один бар, «Каск-н-Флэгон». Рядом со стадионом, я там выпиваю, когда на бейсбол хожу. Можем там посидеть. А можем все-таки выяснить, куда Софья повезет картины. И главное как: я не заметил машины возле дома. Еще не поздно вернуться.
Как ни противно ему шпионить за женщиной, которую, как теперь ему ясно, он любит всю сознательную жизнь, – Иван понимает, что Молинари прав. Отсутствие машины занимает и его: значит, Софье в этой истории кто-то помогает, и не обязательно девушка Лори. Кажется, я просто ревную, говорит себе Штарк.
Сыщику достаточно его кивка: через секунду он энергично машет рукой проезжающему таксисту.
Интерлюдия: Мистер Андерсон
Москва, 1995–2005
Когда ему неожиданно пришлось завершить дела в Соединенных Штатах, мистер Андерсон намеревался уйти на покой. Месяц попутешествовал по Ривьере, поискал там неброскую виллу – жена запросилась домой, поближе к детям. Планов возвращаться в Америку у мистера Андерсона не было; подумав, он отпустил Терезу. Шестьдесят пять – самое время полностью изменить жизнь. Для своего возраста он был в отличной форме и вполне еще мог не только обзавестись спутницей помоложе – для этого хватило бы и его банковских счетов в десятке стран, – но и вести себя с ней как мужчина, а не как папочка. Специально, впрочем, он никого не искал. Отъезд Терезы заставил его снова обдумывать следующие двадцать лет: он рассчитывал прожить никак не меньше.