Ремесленный квартал

Кошовец Павел Владимирович

— Выходит, — он открыл глаза и в упор посмотрел на гнома, испытывающего почему-то смущение, — это ты меня спас… — тот просто пожал плечами. — Потом расскажешь подробности. А сейчас… главное… — он, как это ни печально, стремительно терял силы и хотел услышать о…

— Зелун мёртв. Вы его зарубили. Мало того, невзирая на внезапность нападения, ваши солдаты изрядно потрепали всадников предателя, — слова гнома уже доносились словно сквозь туман. Но ничего страшного, он готов был их услышать, даже испытывая адские муки. — Мало того, если бы не подошедшая помощь, я так понял, из числа конных стражников, то, возможно, пришлось бы уходить не нам…

— Ничего… — забывшись, он захотел махнуть рукой. Но, конечно же, кроме очередного приступа

боли, это желание не произвело.

Сумбур в голове, помимо вялости, накатывающей усталости и боли, мешал сосредоточиться и мыслить ясно. Вновь всплыло имя Гарча… И со странным облегчением понял, что они ведь ещё не прибыли на место… и Гарч пока что не в курсе близости… его заклятого друга. Если это, конечно, он. А в связи с неясным положением отряда и неоднородностью состава, следовало сказать парочку слов…

Он собрался с силами, напрягся и вновь открыл глаза, чуть повёл ими по размытым силуэтам, остановился на фиолетовом — значит это кто-то из его бойцов, не важно, Гор или Бирон. Моргнул несколько раз и прохрипел: «Ближе…» Пришлось повторить несколько раз, пока не расслышал рядом дыхание и уважительное: «Я здесь, милорд».

— Слушайте наёмников… Держитесь их… Парни ушлые — не дадут пропасть…

Как бы то ни было, он думал не о себе, и скажи кто-нибудь из присутствующих, что его, тяжёлого, неповоротливого неподъёмного бросят здесь, то даже и не расстроился бы. Наверное. Только попросил бы о быстрой смерти — попадать живым в лапы каких-нибудь уруков или драконов совсем не хотелось. Помня удачливых наёмников, краткий и ёмкий рассказ маркиза РоПеруши о событиях у села Великие Луки (странно, он даже запомнил это название), он, вначале усомнившийся и посчитавший (мысленно) его бреднями уязвлённого дворянина, потом смог оценить воинский уровень этих очень разных и до крайности непохожих друг на друга, но очень эффективных вместе разумных. И поверил. Вот и сейчас барон заботился об остатках своей полутысячи. Может хоть им повезёт, и они выживут. И пустят кровь всяким мятежникам и предателям… Глядишь, и его уберегут. А стоит ему стать на ноги…

Улыбка на лице барона ВерТиссайи, командира полутысячи подчинения Милашки Грая была ясной и лёгкой. Наконец-то. Можно сказать, она дополняла тот образ, который получился. Ведь несмотря на беспомощность, вербарец не выглядел безобидным. И оскал на его лице сулил врагам немыслимые беды.

Глава 8

Тихое ритмичное сопение раздавалось у самого уха. Ежи проснулся и несколько мгновений по привычке прислушивался к окружающему. Всё спокойно. Где-то за стеной кто-то негромко переговаривается, слышны были отдалённые неторопливые шаги караульных, кричали первые петухи — скоро будет светать, значит, и ему пора вставать.

Можно ещё полежать минутку и посмаковать чувство тепла и уюта, расплываясь в довольной улыбке, невидимой в темноте никому, но от этого ещё более приятной. В комнате они были вдвоём: он и Тамара. Гелия ушла на ночное дежурство, а Гилэри, предвидя неизбежное, дабы не смущать, деликатно ушла — скорее всего, к подругам в другую комнату. И они наконец остались одни…

Тамара сильно пострадала ещё во дворце, потом во время прорыва и рейда по столице ей ещё досталось. Зелье наёмников, помогавшее держаться наравне с остальными всё это время имело один плохой побочный эффект: при том, что во время его действия человек ощущает себя даже более, чем сильным и смелым, раны, которые имели место быть, заживали гораздо хуже, и даже вмешательство целителей, в данном случае, святых отцов, не могло ускорить процесс заживления. Поэтому Тамаре в ультимативной форме запретили серьёзные физические нагрузки, а именно хождение в патрули, тренировки с оружием — так, общеукрепляющая разминка, и всё. Видя, что упёртая десятница собирается игнорировать своего непосредственного командира, Деметру, та, не долго думая, подключила Лидию, и уже принцесса сделала соответствующее

внушение, после которого амазонке только и оставалось, что быть паинькой.

Наёмник, как-то сразу, ещё при первой их встрече, когда они после первой схватки схоронились в гвардейской пристройке, выделил спокойную, но смелую до безрассудства амазонку. Можно сказать, что среди воительниц не было дурнушек, и сероглазая шатенка с носом с небольшой горбинкой и всё время упрямо сжатыми губами, не очень выделялась среди воинственно встопорщенных подруг, ещё не до конца успевших осознать потери, но стоило попасть под её лучистый серьёзный взгляд, как Ежи ощутил в груди расцветающий прекрасный цветок. Конечно, демонстрировать свою симпатию он не спешил, да и не было по большому счёту, ни времени, ни возможности, но с тех пор стал ненавязчиво опекать девушку и при малейшей необходимости находился рядом, оберегая и… любуясь.

Он зашёл к амазонкам как бы пожелать спокойной ночи, по уже привычному ритуалу, заведенному ещё когда он обходил их, подбадривая во время осады в караулке. Понаблюдал сборы Гелии, присел у кровати Тамары… И не смог уйти. Когда вышла Гилэри, он уже не мог припомнить. Светлый овал лица со спокойным и уверенным омутом глаз властно притянул к себе. Сознание на время включилось, когда они неистово целовались, девичьи руки, безжалостно ухватив за шею, прижимали к себе, сердце испуганно билось в горле и готово было разорваться на мелкие — мелкие осколки и пасть к ногам… И разум благоразумно ушёл в тень, сделал вид, что его не стало…

И вот он проснулся, бодрый и счастливый. Эпизоды ночи для него слились в один волшебный праздничный калейдоскоп, вычленить какие-нибудь детали в котором было просто невозможно. Это какая-то одна сплошная жажда выпить друг друга, насладиться друг другом и одарить друг друга самым сокровенным… Он только надеялся, что был максимально деликатен и нежен, ведь любовь — это всё-таки серьёзные физические нагрузки, которые на данный момент противопоказаны его девушке. Хотя её состояние на самом деле не внушало опасений в отличие, например, от Брады, наставницы принцессы, бывшей наёмницы, так и не ставшей заказчицей их небольшой команды наёмников, и которая до сих пор не пришла в сознание и вернётся ли в мир живых — на это не мог ответить даже отец Апий.

Неожиданный кризис в Агробаре, в эпицентре которого оказался он с товарищами-наёмниками смешал все чудесные планы, и вместо несложного контракта и хорошего заработка, который должен был стать финансовой основой более крупного отряда, возможно даже до полусотни, даже при уходе их ныне покойного командира Сетра, это было реально. Вместо этого они уже потеряли двоих из пяти, а о будущем можно было только мечтать, ибо просто выжить становилось первоочередной задачей — грозовые тучи так и бродили вокруг них, сгущались, притянутые словно магнитом наследницей трона, которую многие силы желали бы видеть мёртвой. А они, хоть и не имели обязательств, ввязались во всё это. Впрочем, Ежи ни о чём не жалел — он по крайнеё мере встретил Тамару, а вот о чём думали его товарищи, он затруднился бы ответить. Он понимал недовольство Лири, про Кола вообще ничего определённого: молчун всегда был для него загадкой. Но Ежи был молод в отличие от старших товарищей, для которых внезапные авантюры уже могли набить оскому. Впрочем, Лидия обещала наёмникам достойную оплату их услугам… Но главное уже сказано выше: деньги и сопутствующие им траты нужны только живым.

Ежи выскользнул из кровати, замерев на мгновение, когда Тамара зашевелилась и повернулась на другой бок, скривился от кольнувшей боли в правой, не до конца зажившей руке, когда надевал рубаху.

Муравейник постоялого двора оживал, просыпался — в коридоре слышался какой-то шум. Уже натягивая сапоги, Ежи насторожился: ему показался подозрительным достаточно громкий шлепок, весьма напоминающий звук падения. А когда в усилившемся на порядок голосе он различил низкий, рычащий тембр Лири, он тут же метнулся к выходу.