Рената Флори

Берсенева Анна

Иван Павлович встретил Алексея у входной двери.

– Вы точны, – сказал он, улыбаясь. – Слышали, наверное, что англичане пунктуальны, и решили соответствовать?

– Да нет, – улыбнулся в ответ Алексей. – Просто привык приходить вовремя.

– А у нас вообще-то всякое бывает. Пьют англичане много и начинают с самого утра, так что опоздания случаются. Но в целом, конечно, безалаберности нет. Проходите, Алекс. Вы очень голодны? – спросил он, пропуская гостя перед собою в стеклянную дверь. – Я хотел попросить вас подождать с ужином буквально полчаса.

Приедут моя дочь и внучка – они уже в пути.

Конечно, Алексей заверил Васильева, что потерпит с ужином. Да и терпеть не пришлось – не так уж он был голоден, к тому же хозяин развлекал его экскурсией по дому и, главное, по саду, которым занимался сам, и с большим воодушевлением.

Он показывал гостю какие-то особенные кусты, которые выписывал из разных стран, и тюльпаны, за луковицами которых специально ездил каждый год в Голландию, и разные дизайнерские штучки вроде окрашенных бронзовой краской старых башмаков, приспособленных под цветочные горшки – их он купил на недавней садовой выставке в Челси…

Алексей никогда не увлекался садоводческими затеями, но вдохновенный рассказ Васильева увлек его так, что полчаса пролетели незаметно.

– А вот и Елена! – сказал наконец Иван Павлович. – И Лизонька.

По садовой дорожке шла высокая молодая женщина. Она была каким-то удивительным образом похожа на дом Васильева, особенно на ту широкую, хрустящую гравием центральную аллею, которая почему-то так понравилась Алексею в первую же минуту, когда он ее увидел. Сначала он не понял, что общего у этой женщины с гравийной дорожкой, а потом догадался: общим было чувство, которое вызвали у него оба эти явления, аллея и Елена. Они обе были частью какой-то очень красивой в своей простоте и ясности жизни.

Иван Павлович представил гостя. Елена мило улыбнулась, подала руку для рукопожатия. Это показалось Алексею необычным, чтобы женщина подавала руку, но очень ему понравилось: в этом жесте чувствовалась такая же непринужденная красота, как и во всем облике Елены.

Вслед за мамой к гостю подошла Лиза. Она была симпатичная, кудрявая и тоже очень спокойная. Когда прошли в дом и уселись за стол, девочка никого не теребила, не вмешивалась во взрослый разговор и даже ела сама, хотя на вид ей было всего лет пять.

– Вы надолго в Лондон? – спросила Елена, перекладывая с большого блюда Алексею на тарелку утиную грудку под апельсиновым соусом.

– На неделю, – ответил он. – Дела думаю закончить дня за три и еще несколько дней по Лондону погуляю. Нравится мне ваш город!

– Приятно слышать, – улыбнулась Елена. – Я тоже его люблю. Ведь я в нем родилась.

Она говорила по-русски правильно, без ошибок, но с едва слышным акцентом и с той легкой речевой неточностью, про которую невозможно даже сказать, в чем именно она состоит.

Беседуя с ней, Алексей невольно любовался ее внешностью – правильностью всех ее черт. Эта правильность производила бы, возможно, даже холодное впечатление, если бы не милая улыбка, то и дело освещавшая Еленино лицо. Что скрывается за этой улыбкой, Алексей не понимал.

Сердечность? Вряд ли – с чего ей быть особенно сердечной к человеку, которого она видит в первый и, вероятно, в последний раз в жизни? Веселость? Это уж точно нет – тон, которым Елена сопровождала эту свою улыбку, был не то чтобы равнодушный, но ровный и не отмеченный той легкой нервностью, которую содержит в себе веселость, проявляемая в обществе постороннего человека.

«Воспитание, – решил Алексей. – Хорошее воспитание и хорошая порода».

В такой оценке он не почувствовал ничего оскорбительного. Слово «порода» как-то очень подходило ко всему, что он сейчас видел, – и к женщине этой, и к дому.

– Я могла бы показать вам Лондон, – вдруг сказала Елена.

Алексей удивился так, как если бы она предложила слетать с ним на Луну. При одном только взгляде на эту женщину невозможно было предположить, чтобы она стала тратить хотя бы минуту своего времени нерационально. А что рационального могло быть в том, чтобы уделять внимание постороннему человеку?

Но, конечно, он никак не выказал своего удивления.

– Спасибо, – сказал Алексей. – Мне это будет очень приятно. Лиза пойдет гулять с нами? – спросил он, доброжелательно взглянув на ненавязчивую малышку.

– Нет, – покачала головой Елена. – Она быстро устает, поэтому обычно гуляет с няней в парке возле дома. А мы с вами побродим по городу, пообедаем где-нибудь, посидим вечером в пабе. Позвоните мне, когда закончите свои дела.

Этот план Алексею понравился. Тем более что ему нравилась Елена.

Прогулка состоялась через три дня. Елена заехала за ним в отель на машине, но по городу они ходили пешком. То есть не все время пешком – и на знаменитом двухэтажном автобусе покатались, и на катере по Темзе, и метро Елена ему показала. В общем-то, они гуляли по обычному маршруту, но Алексей сразу заметил, что никакой туристической исхоженности, однообразной глянцевости в этих, каждым путеводителем предлагаемых улицах не чувствуется.

Он не преминул сказать об этом Елене.

– Вы правы. – Она снова улыбнулась своей отстраненно-доброжелательной улыбкой. – Лондон очень живой город. Говорят, что его план напоминает фигуру лежащего юноши с какой-то античной скульптуры, которая хранится в Британском музее.

– Действительно, напоминает, – согласился Алексей.

– Но, впрочем, говорят, что это выдумка и скульптура та не сохранилась.

Она была не только красива, но и неглупа. И легка в общении – когда вечером сидели в пабе, то Алексей убедился, что и разговаривать с ней, и молчать одинаково приятно.

И так же приятно оказалось лежать с ней в постели. Даже просто лежать рядом на прохладных простынях, и тем более обнимать ее, чувствовать все ее красивое тело.

В том, что это произойдет между ними в ближайшее время, Алексей не сомневался. Он не был бабником, но опыт общения с женщинами у него к тридцати годам накопился достаточный. И он быстро понял природу взглядов, которые бросала на него Елена.