Репетитор
Шрифт:
Швырнула трубку.
– Борис, наверно. Хотел послушать, дышишь ты еще или нет.
Аппарат зазвонил снова.
– Спасательная!
– грубым голосом сказала Инка в трубку.
– Не Катя, нет… А кто спрашивает? Огарышев? Что-то не слыхала… Это, случайно, не вы репетитор ее?
Катя хищно, стремглав выхватила у нее трубку; компресс при этом полетел на пол.
– Сам позвонил, надо же… Спасибо! Женя, можно я не приду сегодня? Нет-нет, я хотела попросить: давай наоборот - ты ко мне? Потому что… одну очень-очень важную вещь мне надо сказать. Такую, что у меня удобней. Да. И спросить… Не по
И положила трубку. И как-то незряче посмотрела на Инку. А Инка встала, деловито оглядела помещение.
– Свечи есть?
– Есть… а зачем?
– Доставай. Две свечи, больше не надо. И негромкую музычку. Лучше даже классическую. Найдется такая?
– Симфонии, что ли? Нету… откуда? Ин, а зачем?
– Ну что "зачем"? Я поняла, что ты решила: сегодня или никогда - правильно? А для такого вечера нужен душевный комфорт… чтоб никакой казенщины. Прейскурант на стенке - за что какой штраф - я снимаю… Нету классической - поставь Мирей Матье: лучше, когда не по-русски… А за нос не переживай, он глаза не бросается… если, тем более, полумрак…
– Да у меня еще затылок болит! И губа.
– Вот губе потерпеть придется: еще не так заболит. Ясно? Теперь - что надеть? Индийский твой пуссер из хэбэ - не здесь у тебя? Нет? А, черт… О, короткий халатик! Еще лучше даже. Надевала при нем?
– Один раз. Да он не особо внимание обращает…
– А ты сама обрати!
Попутно они делали уборку.
– Что еще? Кофе растворимый есть?
– Мне аэрофлотского достали, тридцать пакетиков.
– Я возьму десяточек. Потому - заработала. Или нет?
– Инка зажгла свечи. Катя приготовила кофейные пакетики.
– Вот, забирай… - Поцеловала подругу.
– И уходи, Инночка. А то он застесняется, ты не знаешь его.
– Да ну? Я думала, в Москве не осталось уже стеснительных…
24.
– Можно, входи, - сказала Катя и опустила звукосниматель на долгоиграющий диск. Женю встретила песня "Чао, бомбино, сори". Он щурился, улыбался, вдыхал запах свечей и духов (прежде Катя не так щедро ими пользовалась… Разлила случайно? Он не решился прямо спросить).
– Добрый вечер. У тебя случилось что-нибудь?
– Нет, нормально все… Только я не все прочитала, что ты велел. не мой сменщик веслом заехал по носу, случайно… Ну и в голове после этого вроде как смеркается… Садись.
– Что, и сейчас больно?
– Нет-нет. Если хочешь, можем позаниматься для начала… А потом отдохнем.
Он рассмеялся.
– Что я смешного сказала?
– "Если хочешь"! Ну, допустим, хочу. Только хватит моих монологов - сегодня твоя очередь поговорить. Могла бы?
Вместо ответа Катя стала быстро листать книжку, нашла нужную страницу и подала Жене, ткнув пальцем: - Вот отсюда…
– Начинать?
Он кивнул, и она приступила "с выражением":
– Станиславский. Годы жизни и деятельности: 1863 - 1938-й. Первая фамилия его - Алексеев. Происходил из купцов, но к купеческим занятиям имел равнодушие. Он мог все богатство отдать за театр. Вместе со своим другом Владимиром Ивановичем он открыл новый способ игры для всех артистов, не только
– Как опера?!
– только что Женин взгляд был веселым, а тут омрачился.
– Где опера? В Московском Художественном? Ты сама - как тот зритель, не понимающий, куда он попал…
– Я же сказала: веслом меня шарахнули! Все, вспомнила, это я с "Борисом Годуновым" спутала. И потом, в опере никогда не будет так правдоподобно, как в жизни - да? И еще в оперетте. А по мне - так это лучше, что не похоже… Уважаешь оперетту?
– Разве что издали. Не бывал.
– Как? Ни разочка?
– Нет.
– Значит, в первый раз пойдем вместе! Когда я в Москву приеду. Насчет билетов, я думаю, твоей бабуле отказа не бывает?
Он сделал неопределенный жест, означающий, что за бабкино всемогущество он не ручается, иногда оно срабатывает, иногда нет…
– Тебя такой свет не раздражает?
– Нет.
– А теперь мы книжки все закроем… отложим… и немного развеемся. После травмы надо мою бедную головку поберечь. Как тебе мой халатик?
Она прошлась перед своим учителем и покружилась.
– Нравится…
– Представляешь, он мне задаром достался! На вашем восьмом этаже жила супруга какого-то режиссера или дирижера, я точно не знаю, но ко мне она относилась замечательно. Это позапрошлое лето. И вот ей уезжать, а перед этим халатик был на балконе сутки или двое. Ну и, конечно, на нем голуби отметились. Так она побрезговала его брать в таком виде! А стирать уже было некогда. И подарила! Смешные люди… Такая фирма, а ей, видишь ли, от голубей противно… Голубь же - не корова! Теперь даже точечки не найдешь… а запах ее духов, странное дело, еще слышно…
Он покрутил головой и встал.
– Катя-Катя… Вот ты говорила, что тебе надо уехать отсюда… Необходимо, согласен. Чем скорей, тем лучше. Нельзя тебе жить в постоянном контакте с этим актерским домом…
– Это почему же? Если я сама в артистки наладилась?
– Нет, Катя, нет!
– он стиснул ладонями виски: некоторые ее словечки казались ему нестерпимыми.
– Ты видишь малую часть их жизни, одну двенадцатую! Люди в отпуске, все их установки - нестрогие, расслабленные… от столовой до кино, от пляжа до бара… Мне неприятно тебя пилить, да и права у меня нет такого, и все же… Пойми, нельзя тебе на это равняться… и довольствоваться обносками из этого дома!