Ревизор: возвращение в СССР 32
Шрифт:
— Да мы только из-за стола, — улыбнулся я.
— Нет, я настаиваю, — сказал он.
Усадив Сатчана на диван, я облегченно выдохнул, и не стал отказывать целому министру в его просьбе. Тем более времени свободного полно сегодня. Мы с ним уселись за большим полированным столом.
— Читал твой фельетон про бег с препятствиями, — начал Николай Алексеевич, — и сразу вспомнил, как кое-кто меня допрашивал по этому поводу, — при этом он многозначительно посмотрел на зятя. А тот пьяный-то пьяный, а соображает.
— Что вы говорите? — искренне удивился я. — И есть надежда?
— Надежда умирает последней, — усмехнулся Николай Алексеевич. — Правда, каждый на своё надеется, — хитро посмотрел он на меня.
Как же им всем не хочется этим вопросом заниматься. Надеюсь, Захаров им не спустит и заставит договориться. Приятно, что не забыл о нашем разговоре, действует!
Екатерина Владиславовна позвала нас за стол. Пока министр автомобильных дорог поднимал с дивана второго секретаря райкома комсомола, пошёл на кухню.
— Я немного припозднился к застолью на работе, — начал я объяснять новоявленной бабушке, — Павел уже не в состоянии был что-то чётко сформулировать. Как Римма?
— Всё хорошо, — улыбнулась она. — Девчонка длинноногая, три сто, пятьдесят два сантиметра.
— Ну и хорошо, — улыбнулся я.
Долго сидеть у них не стал, чисто символически пригубил с Екатериной Владиславовной шампанского. Министр себе коньяку налил. А Сатчан пить отказался.
— Он больше не может, — поспешил объяснить я, а то ещё обидятся тесть или тёща…
Вернулся домой в десятом часу, дети уже спали. Сообщил Галие, что Римма родила нам невестку. Жена аж прослезилась, начала вопросы задавать, хорошо, что я всё выяснил и мог рассказать.
Глава 5
Московская область. Город Мытищи.
— Ты знаешь, этот негр такой неразговорчивый, стесняется, наверное, своего акцента, — рассказывала Голубева своему приятелю Погашеву.
— Что, сильный акцент? — усмехнулся тот.
— Да нет, вообще он нормально по-русски шпрехает, но мало ли что сам по этому поводу думает. Люба говорила, что он у нас в Лумумбе учился, потом в аспирантуру поступил, он уже лет семь в Союзе…
— Жаль, что он необщительный. Ну, ты хотя бы с бабой его подружись.
— Да мы уже и так с ней как подружки, — уверенно заявила Валерия. — Она мне всё про него рассказывает. Простушка! Из деревни, наверное, там люди совсем открытые. Просто стесняется сказать, выдает себя за москвичку. Ага, как же…
— Да уж. Болтун — находка для шпиона… Валюту, значит, привозит? —
— Привозит…
— Надо бы мне с ним поближе познакомиться. Попробуй её как-нибудь на самый конец дня записать. Я приеду за тобой, буду тебя ждать, он будет её ждать…
— Да он в машине всё время сидит.
— Ну, если я сам с ним не познакомлюсь, ты нас друг другу представишь. А там посмотрим…
— А как мы узнаем, когда тебе меня встречать? Я же не знаю заранее, когда они приедут.
— Ты, главное, на конец дня их запиши. А я буду за тобой каждый вечер приезжать, пока мы с ним не познакомимся.
— Ну, давай, — заулыбалась она. — Эх, девчонки обзавидуются!
Москва. Гагаринский райком.
Утром в четверг Гончарук вспомнил, что у него осталось одно незаконченное дело. То, что он выйдет из команды Володина, он для себя решил твёрдо. Ему просто нечего тут делать. Но уйти надо красиво, чтобы не тыкали пальцем в спину с проклятиями. Поэтому он позвонил на трикотажную фабрику и вызвал на встречу главного инженера Головина.
Необходимо было поставить того в известность, что скоро у него появится новый куратор и потребовать порвать с Быстровой.
— А что случилось с Дмитрием? — напрягся Головин, выслушав Гончарука.
— У него большие неприятности, — ответил тот. — Ближайшие несколько лет мы его не увидим.
— Как?
— Вот так, — развёл руками Гончарук. — И ещё. Нам известно, что у тебя отношения со студенткой МГУ Быстровой. Тебе надо порвать с ней как можно быстрее. Иначе у нас у всех будут такие же неприятности, как у Некрасова.
— Почему? — напрягся тот.
— Поверь, тебе лучше не знать, во что она нас втравила…
Угу, втравила! — с неприязнью подумал Головин. — Девчонка их втравила, взрослых опытных мужиков! Нашли, сволочи, кого крайней сделать!
— Хорошо, — не стал он спорить. Гончарук удовлетворённо кивнул и попрощался с ним.
Ага, щас! Аж два раза! — думал, глядя ему вслед, Головин. — Ещё будут мне указывать, кого мне бросать! С кем жить и кого любить! Моя личная жизнь вас никого не касается!
— Вызывал, Герман Владленович? — зашёл к Володину Гончарук.
— Где тебя носит, Николаич? С утра никого на месте нет, ни тебя, ни Белова, ни Некрасова. Вы что, до инфаркта меня довести решили?
— Что ты! Я же весь в хлопотах. Пытаюсь все разрулить перед уходом. С Головиным вот, встречался, с любовником Быстровой.
— И что?
— Всё передал. И про Некрасова, и про Быстрову.
— И что он?
— Вроде, понял, а там — кто его знает. Чужая душа — потёмки.