Ревнивая печаль

Берсенева Анна

Саня позвонил через два дня – как всегда, в директорский кабинет.

– Уже на боевом посту? – весело прозвучал его голос в трубке. – Ну, как самочувствие?

– Ой, Саня! – обрадовалась Лера. – Ты прости меня, бога ради, я вела себя как последняя свинья!

– Да брось ты, – усмехнулся он. – Выпили, посидели, все путем. Конечно, в голову ударило, без закуски-то! Ну ничего, если ты как-нибудь еще раз в ресторан со мной пойдешь, угощу я тебя по-человечески, не одним пойлом.

– Хорошее

пойло – «Хенесси»! – рассмеялась Лера. – Пойду, конечно, если пригласишь. Слушай, а ты ведь тоже пил, как же ты поехал потом?

– Ну, как… – усмехнулся он. – Нарушил правила, как еще. Да я, считай, и не пил – так, компанию поддерживал. И вообще, я тогда пьянею, когда расслабиться себе позволяю, а не когда градусы принимаю.

– Да, со мной было не расслабиться, – согласилась Лера. – Спасибо тебе.

– На здоровье. Ну, не буду тебя беспокоить. Ты мне позвони когда-нибудь…

– Позвоню, Санечка, – сказала Лера. – Но и ты звони, а то живем ведь на бегу, все времени нет. Мне вот-вот, может быть, в Грецию придется поехать.

– Да и у меня дела. Пока, Лера!

Короткие гудки звучали в трубке, а улыбка не сходила с Лериного лица.

«Правила нарушает, – думала она. – «Крышу» держит над банком, дискотеку дурацкую любит – а все равно…»

Все равно душа ее светлела, когда она вспоминала синие Санины глаза.

О Греции Лера узнала именно в этот день: просматривала утром бумаги и обнаружила факс от Алексиадиса. Послание было полушутливое, с привычным юмором ее старого друга, но из него можно было понять, что обещанные спонсоры «маячат на горизонте Эллады».

– В Греции все есть – так, Валерия? – хохотал в трубку Алексиадис, когда Лера перезвонила ему в Афины. – Ведь такое название у вашего знаменитого фильма?

– Не то чтобы у фильма, но что-то вроде, – не стала вдаваться в подробности Лера. – Алик, может, мне поскорее приехать? Ты себе не представляешь, как для нас это важно!

– Хорошо представляю, – сказал он. – И если ты позволишь мне пока договориться о встрече от твоего имени, я охотно это сделаю. Мой приятель удачно продает сардины, он настоящий сардинный король и совсем не хочет платить так много налогов, это же понятно! – воскликнул Алик. – Короче говоря, своим следующим звонком я уже сообщу тебе результат.

Лера прекрасно знала, что Алексиадис никогда не дает пустых обещаний. Значит, на сардинного приятеля можно было надеяться. Это действительно было важно для нее, потому что денег катастрофически не хватало даже на повседневную театральную жизнь, не говоря уже о каких-то особенных проектах и о предстоящей весной реставрации парка.

Захватив факс из Греции, Лера пошла к Мите.

Он был у себя в кабинете один. Стоял у полукруглого, как фонарь, окна, смотрел на потемневший, посреди декабря вдруг оттаявший парк.

– Мить… – позвала Лера, и он обернулся так мгновенно, что она не

успела понять, что мелькнуло в его глазах, когда он взглянул на нее; через несколько секунд лицо у него стало спокойным. – Я с Алексиадисом только что говорила. Греческий мой давний партнер, помнишь? И знаешь, что он сказал…

Она пересказала Мите свой разговор с Алексиадисом. Он слушал, сидя на краю подоконника и глядя на Леру странным, совершенно ей незнакомым взглядом. Мокрые блестящие ветки деревьев темнели у него за спиной, талый снег лежал на карнизе.

– Ты не рад, Митя? – спросила Лера, помолчав. – Думаешь, это блеф? Но он никогда не обещает зря.

– Не думаю, – ответил он. – Я рад, Лера, спасибо. У меня сейчас на EMI будет запись, я в Лондоне тоже поговорю с одним… Послушай, – вдруг спросил он, не отводя от нее этого странного взгляда, – а тебе еще не надоело?

– Что – надоело? – удивленно переспросила Лера.

– Да это все – театр, парк, спонсоры? Не прошло увлечение?

Лера так растерялась, что не знала, что ответить.

– Нет, – произнесла она наконец, судорожно сглотнув слюну. – Мне – не надоело.

Она не могла понять, что значит этот вопрос, – как не могла понять, какое чувство темнеет в непроницаемой глубине Митиных глаз.

Если бы не театр, парк, спонсоры и прочие неотложные дела, Лера представить себе не могла, как складывалась бы теперь ее жизнь. А так – забот по горло и задумываться особенно некогда.

Единственное, чего она не делала больше никогда, – не заходила в зал, когда репетировали вокалисты. Даже если проходила в это время по коридору, то старалась не вслушиваться в Тамарин голос.

Концерты и спектакли шли теперь постоянно. Митя репетировал «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича, а Лере надо было думать о том, как доставлять зрителей в Ливнево. Парк действительно располагался совсем недалеко от центра, но добираться сюда было удобно на машине, а автобус от метро ходил с такими интервалами, что быстрее было дойти пешком.

Лере казалось, что она привела городским транспортникам все возможные доводы.

– Поймите, ведь у нас не бизнес-клуб! – убеждала она. – Не все наши зрители могут себе позволить личное авто. И почему надо возводить перед ними лишние препятствия?

Но за показным сочувствием на кивающем лице транспортного начальника читалось такое равнодушие, что Лера поняла: решать эту проблему надо самим, или она решится лет через сто. Значит, нужен автобус, нужен водитель, нужны деньги.

И одновременно нужно было искать нового администратора. С некоторых пор Лера стала замечать, что сама занимается большим количеством дел, чем следовало бы, и сразу вычислила, что администраторша Зиночка работает плохо. Теперь она потихоньку наблюдала, есть ли у Зиночки перспективы, но про себя уже понимала, что надо подыскивать ей замену.