Рейд в опасную зону. Том 1
Шрифт:
— Сам говорил, что женишься. Чуть ли не обещание дал. Или забыл уже?
— Может, контузия. После ранения голова совсем не та стала, сам знаешь.
Сашке уже не до смеха, взгляд становится серьёзным.
— Ладно, Беркут, контузия так контузия. Только, знаешь, что? Маша-то, вроде, в медсанчасти сейчас служит, и, как я слышал, вполне может прибыть к нам в часть.
Кочетов прищуривается и явно смакует воспоминания, как хороший табак. Я напрягаюсь — что за Маша, кто такая?
— Помнишь, как ты тогда в Озерову втюрился? —
Он говорит так серьезно, что я пытаюсь вспомнить хоть что-то — хотя бы образ, хотя бы лицо, но ничего в голове нет. Ни одной зацепки. А я ведь уже сроднился с настоящим Беркутом, мог бы и вспомнить его пассию. Так ведь, нет. Пусто в голове.
— Ты к ней летел на крыльях любви. И она, конечно, не просто так тебя ждала. Маша — девушка огонь, не просто красавица, а… знаешь, из таких, что не отпустит. Помнишь, как она тогда, в первый раз? В клубе на тебя смотрела, будто ты — последний десантник на свете. Вся часть потом судачила, что эта Озерова приковала тебя к себе намертво.
Саша увлекся, не видит, как я напрягаюсь. Внимательно слушаю, пытаюсь не подавать виду, но внутри всё кипит.
Откуда эта девушка взялась в моей жизни? Или точнее, в жизни того, кто был до меня? То был мой предшественник, но Саша, конечно, не в курсе моего апгрейда.
— Она же у нас ещё и умная была, — говорит он, поднимая глаза к потолку, словно вспоминая картину. — В медсанчасти работала. Ты бы вспомнил, как она за тобой ухаживала, когда ты к ней приезжал — накормит, рубашку постирает, погладит, а ты сидишь, будто уже женатый.
У меня перед глазами туман встаёт. Бред какой –то. Саша ухмыляется, довольный, думает, что попал в точку.
— А как выглядела-то эта Маша?
Пытаюсь выяснить, зацепиться хоть за какую-то деталь.
— Да ты что, Беркут? Забыл, что ли? — трёт лицо Сашка. — Тёмно- русые волосы, до плеч, косая чёлка — как у актрисы. Глаза огромные, серые, в каждом — огонь и лед. Худенькая, но выносливая, как положено на нашей службе. Всегда в форме, всегда собранная, с этим взглядом, будто тебе приказы отдаёт. Только ты умудрялся своей улыбкой её разоружить — один ты у неё слабость был.
Я молчу. Туман в голове не проясняется, и чувство, будто я в чужой шкуре, становится всё отчётливее. Но если сказать сейчас правду… Саша не поймёт. Вопросы задавать начнёт.
Списать на ранение? Он и так уже это подметил.
— Так что, собираешься ли ты, товарищ Беркут, выполнить своё обещание? — поддевает Сашка, как будто это так просто. — Жениться, как и планировал?
Разговор слишком далеко зашёл.
— Так, лейтенант Кочетов, ты не доложил, сколько твоей пассии лет. Небось старше
— Знаешь откуда?
— От верблюда! Слишком заботливая, как мамочка, — усмехаюсь я.
— Ты это брось! Твоя Машуня тоже тебя так обхаживала.
— Ты же говоришь, Маня меня любила. А ты твою Оленьку впервые в жизни видишь.
— Вот что есть, то есть, — впервые увидел. А кажется, что всю жизнь знаю. Думаю, старше лет на десять.Что с того? Нашему брату — офицеру тяжело боевую подругу найти. Мы ведь все время за забором. А как вырвемся на волю, любая деваха нам — красотка и по душе.
— Правильно говоришь, товарищ лейтенант, — заключаю я.- Так что ты там поосторожнее. Может, всё еще показалось тебе. И не такая уж она прекрасная эта твоя Оленька.
— Не, ты мою Олю не трожь! Она особенная, — мечтательно закатывает глаза.
— Ладно. Мне пора. Пообедаю и смену готовить надо, да с документами поработать.
— А я не пойду в столовку — Оля накормит. Сейчас переоденусь и к ней в гарнизон рвану.
— Спешите жить.
— А как же! Мало уже спокойных деньков осталось. Слышал, скоро нам выдвигаться предстоит, — приглушает голос Санёк.
— Подарок ей что ли купи, — бросаю ненароком.
— Обойдётся… хотя. В магазинчике видел цветы.
— Ты что, спятил что ли! Они неживые. Только на могилы и годятся.
— Вот засада! Где же я сейчас найду ей подарок?
— У меня в тумбочки стоит флакон женских духов «Рижская сирень». Матери брал. Можешь заскочить, взять.
На лице Кочетова мелькает странная улыбка, будто нет у меня матери…
— Спасибо, Беркут, выручил. У меня сегодня увольнительная. И я спешу.
— Давай, вперёд! — хлопаю его по плечу.
Чёрт! Так и не понял, есть у меня мать, и кто из родни или как?
— Слушай, Беркут, а тебя чего командир так часто к себе вызывает?
— Нормально вызывает, — коротко отвечаю я. — Ты давай поспеши, а то время тебя не ждет.
Сашка метнулся было в сторону, да вроде как что вспомнил.
— Да иди уже! — машу рукой. — И не опоздай завтра в часть. А то наряд вне очереди влепят.
— У меня Оленька настоящий командир! Отправит меня обратно вовремя. Не сомневайся.
Разворачиваюсь, делаю шаг в сторону столовой.
— Слушай, Беркут, а ведь Маша твоя скоро может тут появиться. Я слышал, её к нам перевести хотят- в медсанчасть.
Застываю на месте. Беру себя в руки и шагаю в сторону столовой.
Ночью приходит приказ…
Быстро собираюсь и спешу на вертолетную площадку.
Лезу в вертушку, теснота и гул давят на уши, уже привычно. Меня бросают, как трофей, в самое жерло — пятнадцать километров до цели. В тыл к врагу.
Ветер закручивает меня, как пушинку, когда прыгаю. Парашют раскрывается резким рывком, и я, замерев, пытаюсь впитать в себя ночное небо, угольно-тёмное и бездонное. Мой взгляд впивается в долину, где где-то там — у самой скалы — ждёт проводник.