Рейд в опасную зону. Том 1
Шрифт:
— Где они собираются? — Я стараюсь, чтобы голос звучал ровно, не давить. Старик всё-таки передаёт информацию своему племяннику, но надо быть осторожнее.
— В старой школе, — дядя говорит чуть тише, словно боится, что кто-то подслушивает. — Там у них склад оружия и боеприпасов. Но ты этого не слышал. Никто в кишлаке не должен знать, что ты здесь.
В комнату заглядывает молодой афганец. Вопросительно смотрю на Фархада — молчит, глаза в землю опустил.
— Кто он? — киваю на дверь, за которой парень скрылся.
—
— Зять? — уточняю я.
Фархад кивает.
Получается, тоже родственник, но что-то мне не нравится в его поведении. Зачем ему интересоваться, кто пришёл к старшему члену семьи?
Информация, которой делится Зааахид, ценная, но её мало. Пытаюсь выжать больше, не показывая напряга.
— Духи, какие планы строят, как думаешь? — озвучиваю свой вопрос.
Дядя напряжён, но мне кажется, что он вот-вот сломается. Но тут снаружи слышится шорох.
Кишлак тихий — тише воды, ниже травы, но это только кажется. В школе, которую теперь не посещают даже дети, притаилась база моджахедов. Они не просто прячутся, а буквально обжились здесь, устроив склад оружия и место встреч. Тихий афганский дом — с глинобитными стенами, невысоким забором, который едва скрывает двор от посторонних, стал перевалочным пунктом для вооружённых людей.
— У нас жители живут по местным традициям, — продолжает Зааахид. — Утром кишлак выглядит почти мирным. Кто-то гонит коз на пастбище, женщины качают детей, старики пьют сладкий чай, сидя в тенёчке.
Старик умолкает, тяжело вздыхает.
— А после захода солнца, в доме старой школы собираются десятки мужчин — бородатых, с горящими глазами, в пыльных камуфляжах или традиционных длинных одеждах.
Там была внучка соседа, — делает многозначительную паузу, — Рассказывала, что комната, в которой они располагаются, оборудована в командный пункт. На стене висят карты, на полу расстелены ковры, по углам лежат бурдюки с водой и мешки с провизией. Они перемещаются по кишлаку малыми группами, ведут себя как местные жители, чтобы не вызвать подозрений.
Многих из них знают наши жители, — это люди из соседних селений, но есть и чужаки, пришлые, которые командуют.
Я киваю Фархаду. И выхожу из дома. Он выходит за мной.
— Надо метнутся к школе. Изучить там обстановку.
— Пошли.
Тихо дворами Фархад ведет меня к старой школе. Сам остаётся снаружи.
Я тихо проскальзываю внутрь.
Главный склад оружия — в подвале старой школы, которая теперь стоит заброшенной. Внутри — ящики с патронами, боеприпасами, автоматами, гранатами. Здесь у них АК, РПГ, даже кое-что из тяжёлого вооружения, о котором нам лишь приходилось слышать. В старом здании нашлось немало мест для тайников: кладовые, под полом, даже в потолочных балках спрятаны ящики с патронами.
Вход в подвал охраняется круглосуточно — на подступах к школе стоят два бойца.
Обследовав
Доносятся шаги, разговоры. Я различаю обрывки — они обсуждают нападение, взрывы, какие-то закладки. Я напряжён, но сердце бьётся ровно. В любой миг готов к схватке.
Но приказ — не обнаруживать себя, в силе. Затаился, инициативы не проявляю.
Шаги стихают.
Охранники меняются, но каждый из них вооружён до зубов, и в кармане у каждого обязательно пара гранат. Снаружи установлены небольшие ловушки и сигнализации — пара натянутых верёвок, к ним прикреплены гремящие жестянки, камни, и как только кто-то пройдёт — звук разнесётся по всему окрестному участку.
Зная их уловки, нам с Фархадом удаётся пробраться и ретироваться незаметно. Мы не издаём ни звука.
Ещё днём, находясь на подступах к кишлаку, мы обнаружили по периметру кишлака их дозоры. Те, кто несёт службу, наблюдают за округой, в основном, это молодые парни.
Я чётко фиксировал, где находятся посты охраны. Внутренний круг, куда входят более опытные моджахеды, никогда не оставляет их.
Есть среди них и снайперы, скрытые на крышах, и бойцы с биноклями, прячущиеся в тени заброшенных домов. Каждое их движение — осторожно продуманное, выверенное.
Чётко отметил, сколько снайперов и бойцов с биноклями, где именно они располагаются.
Обо всём должен сообщить в донесении в центр. Ничего не должно ускользнуть от моего внимания.
Крадёмся как невидимки обратно по задним дворам, прижимаясь к земле или возникающим на пути строениям и сараям.
И вот, мы с Фурхадом уже снова сидим в доме его дяди, наблюдаем, как входит мужчина с ожогом на лице, со взглядом, пропитанным ненавистью и желанием мести.
Садится недалеко от нас.
— Это старший сын дяди Зааахида, — наклоняется ко мне Фархад.
Он не рассказывает, где тот получил ожог. Я не спрашиваю. Не принято.
Дядя начинает разговор, глядя на дверь. Его голос — приглушённый, будто кто-то может услышать снаружи.
— Духи хотят отвоевать землю, до последнего готовы биться. Говорят, не собираются мириться с неверными. Все подчиняются Джаафару.
— А кто им помогает? — шепчу, но дядя умело уворачивается от прямого ответа.
— У них своя дисциплина. Им раз в неделю привозят на грузовиках оружие. Они готовятся к большому бою.
Фархад переводит его слова, а сам будто понимает что-то, чего не понимаю я. На его лице тревога, напряжение.
Но зря он так думает. Я тоже понимаю, что враг готовится к большому сражению. И в центре это понимают прекрасно. Поэтому я здесь.
Дядя долго ещё говорит и потом отворачивается, его взгляд пуст. Фархад тихо произносит.
— Через три дня утром моджахеды уйдут.
Понятно, времени в обрез. Надо срочно докладывать в центр, чтобы успеть их перехватить именно здесь.