Рейд в опасную зону. Том 2
Шрифт:
В метро теснятся пассажиры, почти никто не обращает на нас внимания. Сашка, конечно, пытается завязать разговор.
— Товарищ, а какой поезд самый скоростной? — обращается Колесников к пожилому мужчине.
— Все они одинаково медленные. Иди, не стой!
Через сорок минут поднимаемся на поверхность в центре города. До штаба — ещё километр пешком.
Штаб — старое здание с высокими колоннами. Внутри — тихо.
— Ваши документы? — спрашивают нас на входе. Мы привычно вытаскиваем удостоверения
Рядовой смотрит, сверяет фотографии с нашими лицами, возвращает обратно.
— Идите вон к окошку, оформите разовый пропуск.
У окошка просят командировочное удостоверение.
Оно одно, только на меня. И только мне оформляют пропуск.
— А вы, молодой человек, — обращается к Колесникову несговорчивый лейтенант. — Подождите на входе, пока ваш товарищ выполнит поручение.
— А что так нельзя было — заодно на двоих оформить пропуск?
— Так и надо было командировочное на двоих оформлять, — усмехается лейтенант.
— Сашка, ты давай не нарывайся! — наклоняюсь я к нему. — Тут не место для твоих шуточек. Загремим по полной. Иди погуляй на свежем воздухе, остынь, — киваю на входную дверь.
— Скажешь тоже — не нарывайся! — недовольно бурчит Колесников, но идет на выход.
— Я скоро буду. Ты там далеко не уходи, — кричу ему вслед.
Он кивает и исчезает за дверью.
Я иду широкими коридорами, поднимаюсь на 3-й этаж, дохожу до приёмной и толкаю дверь.
— Я капитан Беркутов. Мне нужно лично передать секретный пакет генералу, — четко говорю я.
— Генерал Потапов, занят, — говорит адъютант. — Оставляйте свой пакет.
— Нет. Приказ — только лично в руки.
— Ждите, — сухо бросает лейтенант.
Сижу в приёмной генерала Потапова. Лейтенант-адъютант Сёмин — молодой лет двадцати двух. Он весь из себя важный, с безукоризненным пробором в волосах и в новеньких сапогах. Но, несмотря на показное спокойствие, в его глазах заметно любопытство. Пытается заглянуть в мои руки, я держу потёртую кожаную папку с секретным пакетом.
— Товарищ капитан, — начинает он осторожно, словно боится меня спугнуть. — Генерал освободится не скоро. Пакет передайте, я отнесу генералу.
Я не двигаюсь. Смотрю ему прямо в глаза, чуть прищуриваюсь.
— Велено из рук в руки, лично генералу Потапову Василию Ивановичу, — отвечаю я.
Сёмин нервно хмыкает, поправляет китель.
— Устав знаете? — уточняет он, будто устав ему сейчас поможет.
— Лучше тебя, лейтенант, — говорю спокойно, но так, чтобы понял — не уступлю.
Он вскидывает подбородок, глядит на меня с вызовом, но потом решает не спорить. Направляется к двери кабинета. Стучит, заходит доложить.
Я слышу приглушённый голос генерала. Дверь хлопает, и через мгновение лейтенант Сёмин выходит.
— Проходите, товарищ капитан, — бросает
Поднимаюсь, отряхиваю китель, шагаю в сторону двери.
Кабинет генерала. Просторный, но без излишеств. На полу ковёр с истёртым узором, по углам тени от тяжёлых штор. В углу — деревянный глобус, рядом стоит массивный шкаф с папками, на полках — статуэтка парашютиста, макет БТР и фотография в рамке — генерал с семьёй.
На стене — карта Афганистана, отмеченная флажками. Стол генерала покрыт зелёным сукном, на нём — стакан с ручками, папки в стопке, телефон. Всё строго и по-военному.
— Разрешите войти, товарищ генерал, — говорю я.
Смотрю в упор на генерала.
— Входи.
Генерал Потапов Василий Иванович — широкоплечий мужчина, лет пятидесяти пяти. Седина выбелила виски, но в глазах стальная твёрдость. В его взгляде чувствуется опыт, в движениях — выверенность. Он внимательно осматривает меня с ног до головы.
— Беркутов? — спрашивает коротко.
— Так точно, товарищ генерал, — отвечаю, вытягиваясь в струнку.
— Пакет.
Подхожу к столу, передаю папку. Он берёт её, кладёт на край стола, даже не открывая. Секунда молчания. Потом он откидывается на спинку стула и кивает на кресло напротив.
— Садись, капитан. Рассказывай, как там, в Афгане.
Я замираю. Говорить о войне в Афганистане— не моё любимое занятие.
Но генерал ждёт, смотрит, и молчать нельзя.
— Там всё сложно, товарищ генерал, — начинаю я. — Дороги в засадах. Вертолёты работают на износ. Их атакуют с земли. Налёты на наши транспортные колонны, их сжигают на месте. Но мы не сдаёмся, воюем.
Генерал кивает, смотрит на меня внимательно, будто пытается прочитать между строк. Потом спрашивает.
— Потери большие?
— Есть двухсотые. И раненные в госпиталях.
Молчание.
Потапов вздыхает, затем наклоняется вперёд, сцепив руки в замок. Говорит тихо, но его голос от этого только жёстче.
— А ты, Беркутов, как? Цел?
Я киваю.
— Везёт пока, товарищ генерал.
Он смотрит на меня долгим взглядом, потом откидывается обратно. Берёт папку, вертит её в руках, словно раздумывает, открывать или нет. Но вместо этого неожиданно задаёт вопрос.
— А правда говорят, что ты там по-своему воюешь? Без приказов, на свой страх и риск?
Я чуть поджимаю губы. У нас такое бывает. Когда время на согласование — это время на смерть.
— Бывает, товарищ генерал. На войне всякое приходится.
Он хмыкает, смотрит куда-то поверх моей головы. Потом резко меняет тему.
— А домой хочешь?
Этот вопрос застаёт врасплох. Хотеть… Нет, не хочу. Но сказать об этом, правильно ли он меня поймёт. Поэтому только пожимаю плечами.
— Приказ будет — уеду.