Рейд в опасную зону. Том 2
Шрифт:
— Провалил? Тебе —то какое дело? Или давно не получал? — замахиваюсь, но не бью.
Он уклоняется влево, я усмехаюсь.
Беру его за грудки, трясу.
— Если еще раз попадешь мне под горячую руку, я за себя не ручаюсь, — резко отпускаю его, он едва удерживается на ногах. — Мы человека спасли — лейтенанта Панова. Это для тебя провал?
Горелый усмехается, в глазах его мелькает что-то дерзкое. Но он не решается это озвучить.
Так –то оно лучше.
— Вали отсюда! Пока
Горелый уходит в сторону, угрожающе скалится.
Мне плевать.
Я смотрю на вертолётную площадку. Вертолёт, на котором мы прилетели, весь изрешетили пулями. Внутри кабины повырубало всё начисто.
Спасибо пилотам — чудом дотянули до базы.
Не такие, значит, мы уж и грешные!
Ещё поживём — повоюем.
У машины повреждения несовместимые с дальнейшим прохождения службы. Хотя, может умельцы что-то и подшаманят.
Но смотреть на это, то ещё зрелище. Кажется, без шансов.
Сейчас здесь тихо. Светит тускло фонарь. Можно, конечно, подождать до утра. Но что-то мне подсказывает, что лучше идти докладывать.
Я стою перед палаткой полковника Грачева.
Свет внутри — жёлтый, тусклый. В груди скребётся злость. Не на Коршуна, нет. На себя. На весь этот бардак, который растекается, как вода в трещинах скалы.
Вдохнул глубже, поправил форму.
— Разрешите, товарищ полковник? — громко говорю я.
— Входи, Беркут, — отвечает он хриплым голосом.
Вхожу в палатку, она более просторная, чем у нас. Здесь стоит стол и железная кровать.
Хотя, если бы командир захотел, он мог бы занять одну из комнат в модуле.
Но он не захотел.
Чтобы, быть как все в полевых условиях. Полковник сидит за столом, перед ним стопка бумаг, и взгляд у него тяжёлый.
— Товарищ полковник, прибыл с докладом, — ровно говорю я.
Он кивает. Коротко, будто отсекает лишнее.
— Где Коршун? — сходу спрашивает он.
Значит, уже в курсе, что тот сбежал.
Тяжёлый вопрос, на который нет ответа. Замираю на секунду.
— Не могу знать, товарищ полковник. После обстрела он исчез. Мы обыскали периметр, никто его не видел. Связи с ним нет.
Грачев откладывает бумаги, медленно поднимает взгляд. Его глаза, серые как металл, впиваются в меня.
— Исчез? Или… ушёл?
Вопрос повисает в воздухе.
Я понимаю, куда он клонит. Но что сказать? Предательства не прощают.
А Коршун предатель.
— Не могу утверждать, товарищ полковник, — отвечаю наконец. — Но… подозрения есть.
Он хмыкает.
— Я слышал, что он не просто сбежал, а перешел на сторону противника. Предатель он, так?
Смотрит на меня исподлобья.
— Чего молчишь, капитан?
Низко, почти беззвучно, но
— Пиши рапорт. Всё как было.
Сажусь за стол. Пишу, что и как произошло — от выхода на точку до обстрела. Как Коршун повёл себя странно, отходил от группы, будто специально искал повод оторваться. Как исчез во время атаки. Все факты — сухие, но каждое слово будто режет по живому.
А потом про плен, все как было.
Когда заканчиваю, кладу рапорт на стол. Грачев забирает листы, смотрит, не читая, как будто текст уже виден в его голове.
— Скоро будет централизованный чёс долины Андабара, — произносит он, откидываясь на спинку стула. — Отправитесь снова на поиски сбежавших моджахедов с Панджшера. А пока отдыхайте.
Отдых. Слово звучит так нелепо, что я едва не усмехаюсь. Но взгляд Грачева жесткий. Лучше обойтись без эмоций.
— Тебя отправляют в Союз в командировку. Задание тебе там будет ответственное. Заодно семью навестишь, — добавляет он, как бы невзначай.
Я выхожу из палатки.
Мысли путаются. Семья. Почему я не хочу думать о ней? Так зачерствел на войне?
Маша Озерова сказала мне, что я из детдома, а потом меня усыновили. Она намекала на какую-то мутную схему. Но я ничего не понял. А брат Сергей ни словом не обмолвился.
Но сейчас это неважно.
Уезжать в Союз — не хочу. Задание само собой. Но это же не отпуск.
Как вернуться в чужую жизнь, которой ты никогда не жил, она не твоя.
Но ты должен окунуться в нее — навестить семью, иначе это вызовет подозрения.
Что мне это даст?
Узнать тайны прошлого, которые касались прежнего Глеба Беркутова?
Как это поможет понять, что происходит со мной — сегодняшним?
Но Маша была настойчива.
Считает, что мне нужно разобраться в себе. Тогда я не послушал. Теперь выбора нет. И чем больше я думаю, тем яснее понимаю — что-то здесь не так.
И разобраться можно только на месте.
Пытаюсь отвлечься, но мысли, как вороны, кружат над головой.
Долина Андабара, сбежавшие отряды…
Где Коршун?..
Вопросы — один за другим. Ответов нет.
Я иду по тропинке, протоптанной солдатскими сапогами и подсвеченной тусклыми лампами.
Вечер тихий, лишь изредка слышен шелест листвы под редкими порывами ветра.
Впереди — два силуэта, движущихся в мою сторону. Приглядевшись, понимаю — это Маша Озерова и Клава Никитина. Медсёстры. Их невозможно спутать.
У Маши русые волосы, косая челка, большие серые глаза. Всегда серьезная, смотрит на меня так, что хочется провалится под землю. Потому что в глазах у нее зависло — обещал –женись!