Ричард Длинные Руки – граф
Шрифт:
Утром позавтракали бараньей похлебкой, мне даже почудилось, что ничего не изменилось, только готовить Марманда стала лучше, но, увы, вместо Марманды толстяк Ихтиар, а челядь не просто сменили, увы. Убили и тех, кто сопротивлялся, и тех, кто в страхе жался в угол. Убит Ипполит, убит Лавор, Маклей, Иннокентий, зачем-то убита Христина, Марат, Уэстефорд, только вот Адальберта я не отыскал следов. Если убит, его бы заметили по горе трупов, если бы прорвался через вражеские ряды, говорили бы о таком герое долго. Но — просто исчез, словно растворился в воздухе.
Но все
Неизбежно зашел разговор о колдунах, я произнес имя Тимоти Корказана, все сразу примолкли, начали переглядываться, выискивая самого смелого. Наконец тот же Дудерк сообщил хмуро, что господин Корказан — самый сильный колдун на свете. И что с ним господину Лангедоку будет щасте. И всем будет щасте.
— Слово «счастье», — сказал я, — следует произносить с опаской.
— Почему? — спросил Дудерк.
— Если ты нашел на счастье подкову, — объяснил я, — значит, кто-то другой недавно отбросил копыта.
Он подумал, махнул рукой, желтой от твердых мозолей.
— А пусть. Каждый за себя, один бог за всех.
Остальные молчали, посматривали настороженно.
Я промолчал, понимая как их страх, так и страх солдат, которые сопровождали Корказана в опасное путешествие к сокровищам прежней хозяйки, но лично мне этот колдун даже нравится своей одержимостью, устремленностью, даже бесцеремонностью в выборе средств. В конце концов, как-то лицемерно укорять человека в пренебрежении жизнью других людей, в жертвоприношениях или подобных делишках, когда до общечеловечизма и харасмента еще ох как далеко, а в постоянных войнах гибнет куда больше, к тому же — бесцельно. Ну, не считать же достойной целью то, чтобы отнять трон у одного неграмотного дурака и дать захватить другому?
Однако понятно, что, когда мне встретится маг, я его постараюсь как можно быстрее лишить жизни. Из предосторожности. Все мы знаем, чего ждать от простолюдина, от сеньора, короля, разбойника, распутной женщины, но никогда не знаем, чего ждать от колдуна. Чаще всего даже не знаем, кто в толпе на базаре колдун, а кто нет.
Что вообще очень плохо в магии, так ее скрытность. Это только на нижних уровнях мага легко увидишь по темному ореолу, по изогнутому воздуху, еще по каким-то легко видимым признакам, но когда маг поднимается до определенного уровня, его не отличить от остальных людей, у которых никакой магии.
Как производство, мелькнула у меня мысль, если оно примитивное, то дымит и коптит, загрязняя отходами землю, воду и воздух, такой заводик издали видно по дымящим трубам, а если продвинутое, то оно все отходы перерабатывает, не выпуская наружу. Да и по внешнему виду современный завод не отличишь от здания оперы в новом стиле или супермаркета.
Конечно, такой маг в бараний рог свернет походя любого героя или короля. Правда, короли обзаводятся своими магами, давая им то, что маги не могут получить или не хотят тратить время и силы на такие
Может быть, мелькнула ироническая мысль, маги просто пренебрегают такой мелочью, как герои?
Зная, где комната колдуна, я сел под стеной, а когда меня спрашивали сердито, чего это я здесь расселся, у меня нет работы, что ли, я отвечал гордо, что мне господин Тимоти Корказан приказал ждать его здесь с утра. При этих словах всех как отшвыривало, многие либо неумело крестились, либо плевали через левое плечо, а один сказал сочувствующе:
— Ну, парень, ты попал!
— Не все то плохо, что танцору мешает, — ответил я. — Народу много, а людей мало, вот и приходится мне заносить за господином Тимоти хвост на поворотах. Говорят, он добрый?
Воин зябко поежился.
— Добрый, добрый, но… сам понимаешь, не такой уж ты дурак, чтобы не понять!
— Умом не понять, — признался я, — другим же местом — слишком больно.
— Ну тогда подколдовывай, — разрешил воин. — Будет у нас четыре колдуна.
— Четыре? — удивился я. — А где еще два?
— В темнице, — он ухмыльнулся. — Там, где держали тебя. Оба не отходят от бывшей хозяйки. Хотя и прикована к стене, да еще под заклятиями, но все равно следят, чтобы как-нибудь не вывернулась.
— Господин Тимоти осторожный, — сказал я одобрительно.
— Да, — согласился он, — да. Но лучше под горячую руку не попадай. А то превратит в жабу.
— Господи! — воскликнул я в ужасе. — И этот в жабу! Ну хоть кто-нибудь бы в лягушку!
Он захохотал и ушел, громыхая железом, я притворился дремлющим, но мысленно пробежался в застенок и показал волшебнице двойную фигу. Вот теперь-то, дура, видишь сама, того ли ты держала в цепях, того ли пытала, жгла плоть и ломала кости, стерва, чтоб ты сдохла, сволочь… Я еще доберусь до тебя, ты у меня за все ответишь, стерва старая…
Дверь распахнулась, Тимоти вышел почти в таком же сером плаще, как и колдун, что по ту сторону зеркала, только голова непокрыта, седые волосы в некотором беспорядке, но бодрый и свежий, налитый энергией, хотя под глазами темные круги указывают безошибочно на полную трудов бессонную ночь. Я вскочил, отвесил поклон и сказал прерывающимся от счастья голосом:
— Господин Тимоти… ах, как жаль, что у вас нет ничего тяжелого!
Он удивился:
— Почему?
— Я бы схватил и сам понес, — ответил я преданно. — Вы наш освободитель!
— Ладно-ладно, — ответил он с покровительственной улыбкой. — Пойдем, поможешь в кое-каких мелочах.
Мы пошли по крутой лестнице вниз, мы по ней уже спускались с леди Элинор, там вдоль стен медные позеленевшие чаши. И хотя я уже знал, что все горят без масла, но для колдуна заглянул в одну из них и выразил беспримерное удивление, что горят без масла, а яркий свет рождается прямо на поверхности вогнутых чаш, бьет широкими пучками в потолок и падает вниз уже приглушенным и рассеянным.