Ричард Длинные Руки – ландлорд
Шрифт:
Внезапно по телу пробежал холод, сердце сжалось. Я смотрюсь четко и выпукло, но там за моей спиной все серо, словно все краски исчезли, и, самое главное, обстановка в помещении несколько иная!..
Да что там «несколько», вся мебель другая, окон больше, свод теряется в дымке, вот только все серо, будто черно-белое фото... Слева на раме два завитка светятся, а еще ниже словно бы подсвечен изнутри бутон розы. Руки дрожат от возбуждения, спешу проверить все догадки, нелепые и лепые предположения, щупал и нажимал все эти завитки и бутон, как вдруг за спиной моего отражения мебель исчезла... как и вся комната, а появилась
Меня трясло, я пытался вспомнить, что именно я в это время делал, вдруг да помимо пальцев на завитке и бутоне нужно еще притопывать ногой, хотя вряд ли такая дурь придет в голову нормальному инженеру, но если потом творение его рук побывало у магов, то эти могут, могут...
После третьего удачного нажатия появилась такая же бледная и бесцветная картинка каменных развалин, следующая показала бесконечную пустыню, затем промелькнули места с кипящей водой, берегом моря, вер1 шиной горы, снова руинами, развалинами, зарослями травы с узкими, как древки стрел, стеблями, опять развалины, руины, обломки...
Пальцы уже почти привычно меняли картинки, как фон, на котором пляжный фотограф снимает курортника, я и похож на курортника из богатого мегаполиса, посетившего какую-нибудь Сомали после разрушительной гражданской войны: здоровый, сытый, хорошо одет, а за спиной то, что осталось после борьбы местных вождей за власть и нефтяные скважины.
Картинок проскользнули сотни, мне показалось, что начинают повторяться или же это похожие руины, развалины все смахивают друг на друга, как вдруг за спиной моего отражения промелькнуло нечто цветное, тут же сменилось черно-белым.
Я застыл, боясь поверить догадке. Путем проб и ошибок сумел вернуть изображение взад, всматривался в него так, что едва не тыкался лбом в свое отражение.
Глава 5
Полутемная заброшенная комната, вырублена в скальном грунте явно грубо и торопливо: стены блестят сколами гранита, низкий потолок, я бы задевал макушкой, минимум мебели... если считать мебелью гнутые трубы, здесь явно заменяющие столы, стулья и прочее, пока непонятное... Я бы пролистал и эту картинку, слишком темно, если бы не пара темно-багровых полос, что на фоне темноты бросились в глаза мгновенно.
Пальцы горят, я сейчас весь там на кончиках, как опытный медвежатник, подбирающий ключ к суперсекретному сейфу центрального банка. Если цвет картинки изображает то, во что жажду поверить, хоть и страшусь, то надо только...
Я сделал шаг вперед, отчетливо ощутил, как столкнулся с отражением, словно вошел на миг в темную оболочку, и тут же ощутил холод и сырость. Макушка моя уперлась в твердое, справа и слева гнутые трубы, обернулся, как ужаленный: за спиной монолитная стена из серого гранита, а на ней такое же четырехугольное зеркало, даже в такой же раме, а в нем часть комнаты, из которой я сделал шаг...
Тьфу-тьфу, сказал я себе с сильно бьющимся сердцем, вроде работает. Очень осторожно переступил обратно, здесь намного теплее и суше, постоял, привыкая к мысли, что в самом деле окно работает в обе стороны, и снова шагнул в полутьму.
Через минуту глаза привыкли достаточно, чтобы
Наконец я догадался поднять голову. В двух шагах зияет отверстие люка. Когда я подошел и посмотрел наверх, то труба показалась бесконечной, однако в стенку вбиты через равные промежутки простые железные скобы.
Я подпрыгнул, ухватился и, кое-как встащив себя повыше, остановился, осматриваясь. Комната, куда я вышел из башни, остается внизу, скобы ведут в бесконечность, а сами они не просто вбиты, а умело вплавлены в гранит. В то же время остается ощущение, что, несмотря на такую виртуозность, все делалось в отчаянной спешке, труба выглядит просто прожженной в скальном грунте вертикальной дырой, а скобы втыкали в гранит, как в мягкую глину, иначе бы выбрали решение попроще...
В голове хаос, но руки и ноги работают, я поднимался выше и выше, отдыхал, снова поднимался. Вниз старался не смотреть, опытные люди говорят, что вниз смотреть нельзя, голова закружится от ужаса и свалишься, потому смотрел перед собой, иногда — вверх и полз, полз, полз...
Я потерял счет времени, руки и ноги налились чугунной тяжестью, как вдруг макушка уперлась в твердое. Огромный камень, шероховатый, изъеденный язвами, песчаник или что-то родственное, мне такой не сдвинуть, закупорил трубу...
Руки и ноги стали настолько тяжелыми, что пальцы едва не разжались, как вдруг увидел справа под камнем край трубы, по которой поднимаюсь, а это значит, что камень не закупорил, а просто лежит сверху! Там уже поверхность, я чувствую сухость воздуха, его тепло, даже скобы, за которые держусь, уже не холодные, как жабы, а теплые...
— Последний шаг, — прошептал я себе, — он трудный самый...
Приподнявшись еще на ступеньку, я подставил плечи, хребет трещал, но камень в конце концов только шелохнулся. Ободренный, где и силы взялись, я влез еще на ступеньку и, скрючившись, подставил уже спину. Не страшась, что скоба вывернется под нашей общей тяжестью, я толкал и поднимал до тех пор, пока камень не сдвинулся.
В лицо ударил ослепительный свет, я заморгал и зажмурился. Под опущенными веками поплыли красные пятна на розовом фоне. Похоже, здесь яркий солнечный день... и очень жаркий.
Отдышавшись, я сумел сдвинуть камень еще чуть, так что выполз, обдирая об него одежду, извиваясь, как ящерица, отполз на пару шагов, долго лежал, отдуваясь и приходя в себя.
Во все стороны простирается земля, залитая ярким солнцем. И вся она изъедена ржавчиной. Таких камней, что закрывал вход, здесь сотни тысяч, все желтые, накаленные. Земля блестит, но это блеск упадка и запустения: в полумиле руины небольшого города, как если бы я очутился в Месопотамии или Древней Персии. Желтые камни поднимаются едва ли на высоту моего роста, а кое-где и вовсе до колена. Сохранился четкий рисунок фундаментов домов, комнат и помещений побольше, как если бы неведомая длань смахнула все выше цокольного этажа и унесла вдаль.