Ричард Длинные Руки – принц короны

Орловский Гай Юлий

— Это в каком таком странном смысле? Вы где были? Что-то от вас вроде бы серой пахнет… Или это не сера… гм, странный запах…

— Это значит, — пояснил я, — что всем должен! Хорошо хоть пока Отечества в списке нет. Надеюсь, за это время ничего не случилось?

Он со вздохом, словно старик, опустился в кресло, с удовольствием вытянул ноги, мол, набегался, покачал головой.

— Особенно ничего… Правда, намечался заговор в городе… Как вам такое?

— Ну наконец-то!

— Увы, — сказал он, — раскрыли вовремя. Ничего особенно, как

и говорю. Показать себя героем не удастся.

Я наполнил вином серебряные чаши, подал ему одну, мы сейчас не принц и граф, а хозяин и его добрый гость.

— Ну вот и хорошо, — ответил я миролюбиво. — Я в герои не стремлюсь… я и так герой по самое некуда.

Он сделал глоток, зажмурился от удовольствия, продолжал тем же небрежным тоном:

— А еще было проникновение во дворец. Магия, как я понял. Но не в ваши покои, те в самом деле непрошибаемы. Вас никто не нашел, ни они, ни мы, если вы этого еще не знали.

— Значит, — сказал я, — вовремя я смылся.

— Вы всегда успеваете…

— И кто там был?

— Двое весьма странных людей… Но едва их схватили, оба тут же упали мертвыми. Даже допросить не успели.

Он смаковал вино, отпивая мелкими глотками, а я свою чашу отодвинул. Альбрехт вскинул брови, однако в моих ладонях появилась большая белая чашка с горячим и крепким кофе.

— Какие еще новости? — поинтересовался я. — Что с Аскланделлой? Еще здесь?

Он улыбнулся, посмотрел на меня тем понимающим взглядом, что любого взбесит, сказал сразу потеплевшим голосом:

— Ее высочество принцесса Аскланделла постепенно обживается.

Я насторожился.

— Это как?

— Разговаривает с лордами, — пояснил он, — общается со слугами и челядью, те от нее в восторге. И лорды, и челядь. Она умеет с теми и другими, не роняя себя. Правда, за обедом приходится сидеть одной во главе стола, но за эту неделю все как-то даже привыкли.

Я буркнул с понятной ревностью:

— Еще бы. На женщину всегда приятнее смотреть, чем на своего лорда, свиньи вы немытые. Ладно, какие бумаги за это время скопились? Важные, срочные или вовсе неотложные?

Он помедлил, взглянул с некой неуверенностью в глазах, очень для него нехарактерно, сказал чересчур успокаивающим тоном:

— Не волнуйтесь, пару самых важных указов, что нужно было подписать просто срочно, ее высочество Аскланделла милостиво изволила сама…

Я дернулся, застыл, как придорожный камень, о который кто только не соскабливает налипшую на подошвы грязь.

— Что?.. Что вы сказали, граф?

Голос мой прерывался от ярости; Альбрехт едва чашу не выронил, хотя вроде бы и был готов, сказал поспешно:

— Ваше высочество!.. Это совершеннейший пустяк!

Я проревел, повышая голос так, что он прокатился, как грохочущий валун, по этажу и скатился по лестнице, набирая скорость.

— Вы в своем уме?.. И как она посмела?

Он сказал торопливо:

— Ваше высочество, сперва она и не собиралась, но лорд Хельфенштейн так просил, говорил,

что промедление смерти подобно, вот принцесса и подписала, сказав, что вы сделали бы то же самое.

— Что? — прокричал я. — Да у нас вообще мышление разное! Да чтоб я сделал хоть что-то такое, что одобрила бы эта императорская дочка? Да чтоб я одобрил ее дурости?.. Что там за указы она подписала?

Он сказал уклончиво:

— Поройтесь в ящиках своего стола.

Я проревел еще громче, так что это пронеслось по всему корпусу:

— Она подписывала прямо здесь? За моим столом?

Он блекло усмехнулся.

— И не мечтайте. Но она тут же велела отнести их сюда, где вы по возвращении увидите сразу же.

— Это чтоб меня позлить сильнее, — сказал я в бешенстве. — Еще бы, знает, как укусить так, чтобы я и заснуть не мог.

— Ваше величество!

Он смотрел с таким укором, что я запнулся. Похоже, Аскланделла уже успела если не очаровать многих, она не из тех, кто очаровывает, но сумела выказать себя компетентной в управлении, что не так трудно, даже если дура набитая: все предпочитают верить, будто императорская дочка с колыбели учится управлять государством.

Три ха-ха, как будто ей такое умение когда-то понадобится. От императорской дочки требуется только исправное рожание особей мужского пола, чтобы было кому передать корону.

— Знаете, граф, — сказал я злобно, — вы ухитрились испортить мне такое утро!.. Так что идите и вицеканцлеруйте, пока я вам в ответ не испортил что-то побольше, чем целый день!

Он поднялся, поклонился.

— Ваше высочество…

— И пригласите ко мне этого Гангера, — добавил я зло.

— Которого?

— У нас их несколько? Хельфенштейна, понятно!

Он ухмыльнулся, совсем не испугавшись жестокой расправы, вышел. В коридоре я слышал его уверенный голос, кого-то посылает за бывшим советником короля Леопольда, не сам же побежит, вице-канцлеры вообще не бегают, а только ходят, да и то теперь медленно и важно.

Хельфенштейн переступил порог, начиная кланяться еще из коридора, чует кошка, чью рыбу съела; я заорал, чувствуя, как в моем организме трясутся все жилы:

— Да как ты посмел?.. Ты обратился к женщине… она мои бумаги?.. Да это не преступление, это хуже!.. Эшафот, я тебя с петлей на шее посажу на кол, четвертование устрою, конями размечу!.. Ты все понял?

Он посмотрел на меня старчески невинными глазами и проговорил, чуточку заикаясь:

— Ну-у-у… не совсем… вы не могли бы повторить чуть более угрожающим голосом?

Я запнулся, ну уел этот гад, сразу поставил на место, умеют же эти старые прожженные царедворцы вот так одной репликой…

А он ждет в смиренной позе, невинная и благообразная овечка, все в тех же одежках, выглядывающих одна из-под другой, словно и спит в них, большая звезда из золота покоится на той же золотой цепи и на том же месте, словно в его статусе ничего не изменилось.