Ричард Львиное Сердце

Хьюлетт Морис

Минут двадцать спустя, а, пожалуй, и меньше, у ворот появился ещё отряд из четырех рыцарей, которые влетели, как на курьерских, забрызганные грязью, потом и пеной своих лошадей. Все они были люди совершенно незнакомые для обитателей Жизора, но, по-видимому, очень важные особы. Да они и были таковы. Первым из них въехал Ричард Анжуйский, молодой человек такого роста, который мог показаться обитателям Жизора совсем невероятным. "Лицо у него было красное, как у короля бриттов Артура [79] , рассказывал один из них, а борода темно-рыжая, глаза, как драгоценные камни". Позади него, все в ряд, ехали трое: Русильон — угрюмый смуглый человек с нахмуренным взглядом, с бородой как у турка; Безьер — горячий, живой, с гибкими членами и острым язычком; Гастон Беарнец — великий охотник до выспренних речей, имевший в ту минуту вид сказочного принца с блуждающим взором, ищущим приключений. Часовые у ворот сделали им на караул: не зная кто это такие, они всё-таки были уверены, что это люди высокого сана.

79

Артур—

Во Франции в конце XII века одновременно с рыцарской лирикой и в одной и той же общественной среде зарождается новый род литературы — рыцарский роман, сначала в стихах, но затем, и весьма скоро, в прозе. Французские средневековые романисты пользовались предметами, наиболее отвечавшими вкусам читателя, всё внимание которого, после крестовых походов, с одной стороны, и норманнского завоевания — с другой, было обращено на Бретань, Восток и Византию. Вследствие этого, и в рыцарском романе мы главным образом встречаем предметы классические, восточные и бретонские. Любовь к бретонским предметам была особенно распространена среди французского и англо-норманнского общества и вызвала целый цикл, круг рыцарских романов, в средоточии которого стоит сказочный король Артур, или Артус, с его «Круглым Столом», вокруг которого собираются его рыцари. Отсюда романы эти получили и свои названия бретонских романов, Артуровых романов или же романов «Круглого Стола». В основе всех сказаний об Артусе, позднее — Артуре, лежит исторический факт. В истории Бретани Ненниуса в IX веке в первый раз упоминается имя Артуса как вождя бриттов в борьбе их с саксами. Указан и год смерти Артуса — 537-й. В одном позднейшем произведении Артус, прославленный герой бриттов, называется уже королем всей Британии. Вероятно, Артус действительно был королем в Южном Уэльсе и в VI веке настолько прославился своими войнами с саксами, что народ, окружив его личность сказкой, превратил его в полумифического героя и поставил во главе самых разнообразных сказаний. Самое исчезновение его из жизни было покрыто тайной: он не умер, а где-то скрывается и со временем вернется, освободит бриттов и создаст новое мохущественное государство.

Такое превращение исторического лица в полумифического героя совершалось в Бретани с VI и до XI века, а тем временем целые тысячи бриттов успели переселиться к своим одноплеменникам в Бретань и, разумеется, перенесли к ним свои сказания об Артусе. Вслед за тем, под давлением норманнов, последовало новое переселение тех же племен уже в обратном направлении — из Бретани в Англию, а вместе с тем и обратное переселение тех же предметов поэзии, но уже осложнившихся новыми, бретонскими, мотивами. Следствием таких переселений оказалось то, что в обеих странах, в Англии и в Бретани, прославлялись одни и те же герои приблизительно в одинаковых песнях, носивших название лэ (lais), а британские и бретонские странствующие певцы распевали эти песни при дворах королей и владетельных герцогов и графов на севере и юге Франции. Интерес к ним был так велик, что песни эти скоро стали перелагаться на норманно-французский язык: таким образом, создались небольшие французские поэмы, тоже называвшиеся лэ. Богатство и разнообразие описывавшихся в них приключений как нельзя более соответствовали вкусам рыцарей, и авторы рыцарских романов весьма скоро стали пользоваться этими бретонскими предметами, часто сохраняя от них только запутанную и сложную сказку да имена. По существу же своему рыцарские романы, известные под именем бретонских, пропитаны духом французского рыцарства: мы находим в них те же рыцарские идеалы, то же служение даме и тот же апофеоз любви, что и в современной им рыцарской лирике. Но в некоторых романах «Круглого Стола» является и новая черта — мистически-религиозного чувства. В рыцарских романах Артурова цикла Артур является королем Британии, окруженным множеством рыцарей. Во всех своих действиях он руководствуется указаниями волшебника Мерлина, в душе которого борются два начала — доброе и злое; доброе начало побеждает, и он оказывает благотворное влияние на Артура и весь его двор. Следуя его внушениям, Артур учреждает «Круглый Стол», за которым собираются все его рыцари. В число рыцарей «Круглого Стола» допускаются лишь самые доблестные и вполне безупречные. Романы «Круглого Стола» рассказывают только историю того или другого рыцаря, лишь отчасти и по мере надобности затрагивая остальных. Но самому Артуру не посвящено ни одного романа, хотя он и является как лицо второстепенное во всех этих произведениях поэзии.

По заранее обдуманному плану, у ворот они разделились. Русильон и Безьер уселись неподвижно, как статуи, у изгороди на мосту, по обе стороны дороги, на удивление лавочникам. Гастон, как настоящий охотник-зачинщик в этой погоне за ланью, прошел вместе с Ричардом до конца свода, то есть до самых ступеней паперти, и там остановился, держа под уздцы коня своего господина. Все, что оставалось теперь сделать, было сделано с чрезвычайной быстротой. Ричард один, нагнув голову вперед, сам немного подавшись и помахивая своим мечом в ножнах, вошел в церковь своими длинными мягкими шагами.

При входе он стал на одно колено и посмотрел вокруг исподлобья. Три или четыре церковные службы шли зараз. В полусвете церкви сияли мерцавшие огоньки, слабо освещая коленопреклоненных людей, священническое облачение, серебряную чашу. Но нигде — ни следа венчания, ни Жанны. Ричард встал и неспешными шагами пошел по середине церкви, преклоняя колени перед каждым алтарем.

Не один из молящихся провожал его глазами по мере того, как он подвигался вперед и проходил мимо завесы, отделявшей прихожан. Люди подозревали, что он идет на свадьбу, и, Бог свидетель, они угадали. Под сенью большого высокого столба Ричард остановился и опять стал на одно колено: отсюда он мог видеть всё, что происходило перед ним.

Он

видел, что Жанна, в зеленом с белым, стояла на коленях на своем молитвенном стуле, как на картине «Дама у надгробного памятника». Ему как раз были видны изгибы её чистого профиля да волны её волос, которые, казалось, так и горели огнем. Весь мир и все его владыки были у ног Ричарда, но не для него было это сокровище, которое он держал в руках и сам отстранил от себя. Он сам поступил так, что судьба отказала ему. Он сказал Да, когда сердце и голова, честь, любовь и разум вопияли Нет! И вот теперь, стоя тут подле неё, он знал, что ему предстояло запретить то, что он сам разрешил.

Да, он это знал, но не понимал ясно, покуда не увидел её там. Я буду продолжать рассказ: покажу всю глубину добра и зла в человеке. В Ричарде бушевали не похоти плотские, но страсть к первенству над другими. Эта женщина, эта Жанна Сен-Поль, эта огневолосая стройненькая девушка принадлежала ему. Леопард опустил ей на плечо свою лапу, и след от неё ещё не стерся; ему было не стерпеть, чтобы какой-либо другой лесной зверь прикоснулся к добыче, которую он отметил своим клеймом, для себя.

Двоякообразен леопард: двуприродный был Ричард Анжуйский — и собака и кошка. Теперь это была кошка: не жадность волка руководила им, а ревнивая ярость льва. Он мог бы смотреть на это прекрасное создание плоти и не чувствовать желания лизнуть или растерзать его. Он мог бы видеть равнодушно, если бы её полураскрывшаяся нежная душа погрузилась снова в мрак небытия и исчезла с глаз. Он мог бы или убить Жанну, или относиться к ней, как к своей матери. Но он не мог видеть равнодушно, что его собственностью завладел другой. Ведь она, чёрт возьми, принадлежала же ему! Когда Герден приосанился, раздувая щеки, и встал на ноги; когда Сен-Поль дотронулся до плеча сестры, а она, дрожа, встала, оторвала свой неподвижный взор от пространства и, пошатываясь, протянула свою гонкую ручку; когда священник положил кольцо на свою священную книгу, и обе руки, красная и белая, с трепетом соединились, Ричард встал с колен и подкрался своей тихой, мягкой, лукавой походкой.

Он ступал так тихо, так легко, что только старенький подслеповатый священник первый его заметил. Другие же ничего не видели, не слышали. Удерживая руку Жанны в своей руке, старик остановился и заморгал глазами. Кто мог быть этот бродяга, дерзающий стоять, когда все остальные преклонили колени? Челюсть старика опустилась, обнажились его беззубые десны. Неясные звуки хрипло вылетали из его пересохшего горла. Ричард тоже остановился, напряженно выжидая удобной минуты для прыжка. Священник страшно засопел и снова обратился к своей божественной книге. Но он опять вскинул глаза: подкравшийся тать был ещё здесь, но уже принял угрожающий вид.

— С нами крестная сила! — воскликнул старик и уронил руку Жанны.

Она оглянулась, вскрикнула — и все вздрогнули, выпрямились и столпились в кучку, когда незнакомец в лагах сделал прыжок вперед.

Все свершилось с быстротой молнии. В один прыжок вышел Ричард из своего выжидательного положения. Тот же прыжок отбросил Гердена назад, в кучу его товарищей, а Жанну заключил, как в клетке, в железных тисках. Так они и остались на мгновение: он — в вызывающей позе, она — пойманная им. Одной рукой в латах он придерживал её, как дитя, под мышкой, а другой сжимал свой неугомонный меч. Его голова была откинута назад, из глубины его сверкающих глаз, из-под полуопущенных ресниц он наблюдал за врагами, как бы вопрошая: «Ну, что дальше?» Короткое, гулкое дыхание вылетало у него из ноздрей. Он стоял в положении льва, который вырвал у других свою добычу, льва стремительного, высокомерного и страшно проворного.

Да, это дерзновенный поступок был совершен с быстротой молнии: в этой-то быстроте была его главная красота. В то время как у всех сперло дыхание от неожиданности удара, он стоял с минуту так один. А Жанна в его жестких объятиях неподвижно стояла на ногах, не опираясь на него, её спокойное лицо приходилось ему до подбородка. Пусть было постыдно такое грубое завоевание: она не чувствовала стыда. А он и не думал о том, стыдно это или нет.

Впрочем, и времени не было думать вообще о чем бы то ни было. Герден призвал имя Божие и выступил. В гот же миг и Сен-Поль бросился вперед, а за ним и де Бар. А Ричард, крепко обхватив свою Жанну, пошел назад тем же путем, каким пришел. Его долгая рука и долгий меч держали противников на почтительном расстоянии: он работал ими, как косой. Никто не задевал его дорогой, хотя все следовали за ним, наступая на него, как собаки на травленного вепря в лесной чаще. Но старик-отец Герден обежал кругом и стал у западных дверей, чтобы не выпустить его оттуда. Дойдя до середины церкви, так сказать, до открытой местности, Ричард проворно прошел её без малейшего затруднения, неся на одной руке Жанну. У дверей он наткнулся на смелого старика.

— Прочь с дороги, де Герден! — вскричал он громким певучим голосом. — Не то натворю такого, о чем после сам пожалею.

— Вор и горлорез! — заорал старик. — Прибавь ещё убийство ко всему остальному!

Ричард твердо протянул вперед руку с мечом и отстранил старика. Тот отшатнулся, его приняла на руки целая толпа священников, певчих, рыцарей и поселян, теснившихся и огрызавшихся, как собаки. Граф Ричард спустился вниз по ступенькам.

— Ура, ура! — пропел Гастон. — Вот так проворное венчание!

Ричард был спокойнее, чем можно было думать, судя по обстоятельствам. Он усадил Жанну в седло, сам взвился позади неё; и в то время как преследователи, толкаясь, ещё спускались по ступенькам, он уже несся вперед на улицу по гранитным плитам. Ограждавшие дорогу на мост Безьер и Русильон издали завидели, что он едет к ним.

— Он отнял-таки свою сабинянку, — проговорил Безьер.

— Гм! Теперь поднимется зверская война! — заметил Русильон.

Ричард проскакал прямо между ними. Гастон несся вслед за ним, не отставая ни на шаг, и, как безумный, подгоняя своего коня. Тогда железные воины повернули обратно, и они все вместе понеслись, куда он указывал им дорогу, — к Темной Башне.