Рифейские горы
Шрифт:
А раб будто мысли его прочитал, спросил, с трудом выталкивая слова через разби-тые в кровь распухшие губы:
– Где она...
– Жена раба - тоже рабыня, помнишь?.. Такая горячая, такая молодая, и без всякого опыта... Я сделал то, чего ты, сопляк, не смог...- Кэйдар улыбался, глядя варвару в глаза. Видел, что каждое произносимое слово будто гвозди раскалённые в него вко-лачивало. Видел, как мараг всем лицом своим закаменел, и добавил:- Твоя жена или невеста - тебе тут лучше знать!
– стала моей шлюхой...
– А твоя сестра - моей...- мараг улыбнулся тоже.
Кэйдар
А Кэйдар неожиданно из камеры ушёл. Ушёл, даже слова не сказав, не отдав ни одного распоряжения. Просто развернулся и вышел...
* * *
Он здесь, во Дворце! И он - живой!!!
Эта новость была для Айны всем! Ещё бы! Ведь она же считала своего Айвара погибшим, оплакивала его душу в мире теней и представить не могла, что он жив.
А они молчали все эти дни. Ни Лидас, ни Кэйдар словом не обмолвились. А Айна всё равно узнала всё. Рабы на кухне о многом болтали, сюда же и охрана приходила на кормёжку, и сам Ликсос-палач со своими подручными.
Айна действовала с предельной осторожностью, расспросила девушек-рабынь как бы между делом, и к вечеру знала о ритуальном поединке на арене, о допросах и пытках - обо всём!
Еле-еле ночи дождалась, места себе не находила. Дотерпелась, пока все в Доме не уснули, и отправилась на разведку. Лицо спрятала под накидкой, как будто её кто-то из окружения мог в ней не узнать, но как-то оно так поспокойнее казалось. Взяла с собой лишь кувшин с водой, тот, что ей на случай жажды оставляли в спальне.
Крадучись прошла малознакомым маршрутом, мимо постов круглосуточной охраны. Те, узнавая госпожу, без лишних вопросов, молча разводили копья, пропус-кали вперёд.
Надзиратель подземной тюрьмы обомлел при виде Айны, и всё равно слабо попы-тался загородить собой дорогу. Отступил под безмолвным взглядом, и браслет се-ребряный с руки госпожи принял с жадностью, как плату за молчание. Сам проводил до нужной двери, открыл засов, пообещал посторожить и предупредить в случае чего. Даже одолжил свой светильник.
Шагнула за дверь и обомлела на миг. Айвар! Айвар мой бедный!
Узнала его сразу, а всё равно подбиралась к нему медленно, осторожно, будто даже на таком расстоянии своими резкими движениями могла причинить ему дополни-тельную боль.
– Айвар...- позвала шёпотом, немея от пережитого ужаса.- Что же они сделали с тобой?!.. Что сделали?..
Она видела его всего, раздетого до пояса, в этих нелепых варварских штанах. Вы-вернутые в локтях руки с железными обручами на запястьях, вздёрнутые высоко над головой.
– Айвар... мальчик мой...- позвала ещё раз, но без всякого ответа.- Айвар...
Слёзы текли сами, слёзы боли, слёзы сострадания, слёзы отчаяния и бессилия. Каждый след от плети, каждый ушиб, каждый ожог на теле любимого мужчины видела и боль от них чувствовала на себе, но не знала, как помочь, как уменьшить
– Милый... Милый мой мальчик...- Обеими ладонями очень осторожно подняла склонённую голову, заглянула в лицо, обезображенное жестокими побоями. Сейчас, без сознания, он больше похож был на мёртвого, никак не отзывался на её прикосно-вения, на её голос. А эти следы от побоев! Даже на лице! Разве можно ещё жить продолжать после всего этого?
Ласково, но не как любовница, - скорее, как мать, поцеловала в разбитые бесчувст-венные губы, позвала:
– Айвар, ты слышишь?.. Слышишь меня?.. Это я, твоя Айна... Я больше не оставлю тебя... Не отдам ему... Я никому тебя не отдам, слышишь... Я не позволю никому делать тебе больно... Пусть только кто тронет тебя...- говорила, звала, тормошила, целовала каждый оставленный на теле любимого отпечаток от удара, поцелуями своими силясь вобрать в себя боль, уменьшить страдание. И плакала, плакала, не стесняясь этих слёз, не пытаясь задавить их в себе.
– Айвар, прости меня!.. Прости, слышишь!.. Это я одна виновата во всём... Я рас-сказала им про тебя... Я накричала на тебя тогда... Я злилась на тебя... Прости, прошу тебя!.. Ты же сможешь простить меня, свою Айну... Я знаю, что сможешь!..- она шептала со страстью просьбы и признания - всё то, чего раньше никогда ему вслух не говорила, не могла сказать по глупой своей высокомерности.- Я люблю тебя, Айвар... Люблю, слышишь!.. Я не могу без тебя... Жить не могу...
Щекой своей прижималась к его щеке, испачканной, с пятнами засохшей крови, запавшей, колючей от редкой по-мальчишески щетины. Целовала грязные сваляв-шиеся волосы. Нежными пальцами прикасалась к поседевшим вискам, гадая с ужа-сом, чтом ему довелось пережить, чтоб начать седеть так рано.
– Я не оставлю тебя тут... Не брошу одного...- Обнимала его обеими руками, а огромный живот не давал прижаться плотнее, мешал, и ребёнок внутри ворочался беспокойно, толкаясь изнутри, будто и ему тоже было больно.
Наверное, мольбы, поцелуи и слёзы сделали своё дело, Айна почувствовала в низу живота, глубоко внутри, резкую боль, приступом накатившую. Она готова была и не такую боль стерпеть, лишь бы Айвару её стало чуть-чуть полегче. Поэтому она не обращала на неё внимания, терпела, когда боль повторилась снова и снова. Понима-ла, что заслужила эту боль, а он - нет! Он ни в чём и ни перед кем не виноват! За что они все так мучают его? Эти пытки! Эти побои! За что?!
Это всё Кэйдар! Он ненавидел его с самого начала. С того самого раза, когда Айвар попытался убить его. Но я больше не дам тебе его мучить! Не позволю!
Айна попыталась развинтить болты, освободить руки Айвара, и так разбитые желе-зом до крови. Но в пальцах потомственной аристократки не было достаточной для такого дела силы, да и дотянуться не хватало роста. Плача и молясь сквозь зубы, Айна повторяла и повторяла попытку, до тех пор, пока не оступилась и не упала на пол, к ногам Айвара. Внутри от толчка оборвалось что-то, и боль стала почти не-стерпимой. Она выдавливала всё новые и новые слёзы, и Айна плакала, плакала, сама не замечая того. Слёзы текли вниз по щекам сами собой, сжигали глаза, но Айна не вытирала их, только моргала чаще.