Рифейские горы

Турлякова Александра Николаевна

Хвала Отцу Создателю и Имени Его, кажется, сейчас всё налаживается понемногу. Главное - поход состоится! Отец не сможет запретить, и помешать. Он уже потерял свою силу и власть надо мной, над будущим Правителем. Не Лидаса же Ему ставить Наследником Империи?!

...И варвар всё расскажет со дня на день! Всё к тому и идёт... Если рот раскрыл, уже не замолчит...

Одного лишь тебе не хватает, чтоб почувствовать удачу за своей спиной, - найти виэлийку! Её и ребёнка своего! Да, это было бы здорово!

Что там Лидас советовал в своё время?

Попросить об этом Богиню? Женщины ближе к женским божествам, они и общаются чаще. Если так, то стоит ли отклады-вать? Вот он, храм! Храм Матери Сострадающей. Кто тут поможет, как не Она?

Кэйдар дал знак своим телохранителям подождать, а сам поднялся по сбитым каменным ступеням мимо трёх шершавых колонн. Зал для молений показался не-ожиданно маленьким. Конечно, он ещё ни разу в жизни не посещал подобных хра-мов, всё только в главном бывал, у Вечноживого Огня.

Стены глухие и тоже из камня, лишь наверху, под сводом, узкие вырезы для света. Он и сейчас попадал сюда, высветляя потемневшую отсыревшую штукатурку на стенах, а по ней - фреска, изображающая торжественную процессию разновозраст-ных женщин с приношениями.

Статуя Матери стояла как раз напротив входа, глаза Богини видели каждого, кто входил к Ней. Скрытая в нише фигура, а по сторонам - два негасимых светильника. Кэйдар, ступая совсем неслышно по мозаичному полу, прошёл прямо к жертвеннику, устроенному в виде чаши у ног Матери. Ещё на ходу снял с пальцев все кольца и браслеты. Невелик подарок, но больше ничего с собой нет...

Поднял голову, глядя на Богиню, мысленно обратился к ней с просьбой: "Ты - Мать, Ты любишь всех детей Своих... Ты лучше нас знаешь, чего нам не хватает... Ты можешь всё... Заставь её, молю... Мне бы только так же встретить её на улице - и, клянусь, я уже не отпущу её от себя никуда!.. Не позволю ей сбежать!.."

Статуя Богини была невысока ростом, не выше обычной женщины, может, поэтому она не подавляла прихожан своим обликом. Может, поэтому и обращение к Ней выходило почти наравных. Не было того благоговейного ужаса, того ощущения подавленности и мелочности посылаемых просьб.

Напротив! Она казалась обыкновенной. Спокойное лицо уже немолодой, но ещё красивой женщины. Открытый лоб, брови со страдающим трагическим изломом, будто Она заплачет сейчас, но губы ласковой заботливой улыбкой тронуты едва-едва. Одна рука поднята к самому лицу и придерживает край тканного покрывала, а другая - прижата к груди в почти молитвенном жесте.

Кэйдар опустил голову, отвёл взгляд - глаза Матери, инкрустированные драгоцен-ными камнями, в свете светильников казались живыми. Они в душу смотрели с пониманием и с любовью, с непонятным укором.

Отвернулся уходить с внутренним облегчением, точно груз с себя вместе с укра-шениями пожертвованными скинул, но тут, чуть в стороне, где пол опускался на две ступени ниже, образуя со стеной и жертвенником небольшой закрытый от сквозняка угол, увидел странную картину. То, что в храме не ожидаешь увидеть совершенно. На расстеленном прямо на

полу толстом одеяле сидел ребёнок. Крошечный ещё совсем. Высокая подушка подпирала ему спинку, не давая сдвинуться с места, под-держивала ещё слабый позвоночник. Малыш с увлечением грыз собственные паль-цы, сжатые в кулачки, глядел на незнакомого человека без всякого страха, только с настороженным любопытством в огромных тёмных глазах. Хорошенькое личико, чёрные, слегка кудрявящиеся волосы на макушке.

– Эй, ты чей такой, а?- Кэйдар осторожно приблизился, опустился перед ребёнком на корточки; двигался очень медленно и аккуратно, чтоб не испугать, даже говорил шёпотом.- Ты почему один? Где твоя мама?

Вообще-то Кэйдар всегда был равнодушен к чужим детям, но этот крошечный человечек своим серьёзным деловым спокойствием вызвал бы улыбку у любого. Миленький, ничего не скажешь. Интересно, сколько ему? Полгода или больше? Твой где-то сейчас вот так же, а может быть, и похуже. У этого малыша есть мать, он ухожен, тепло одет, игрушки есть.

Подобрал деревянную собаку, протянул ребёнку, осторожненько тыльной стороной полусогнутых пальцев провёл мальчику по щеке. Какая нежная, прямо бархатная кожа! Малыш заулыбался в ответ, забавно поморщился.

Отец Всемогущий! Где сейчас мой сын?! Что с ним? Жив ли вообще? Почему он где-то, а не со мной? Почему так? Он был бы ничем не хуже этого мальчика. Навер-няка, такой же хорошенький, такой же милый, как и этот малыш. Где он?! Где?!

___________________

...Ирида с самого утра занималась домашними делами. Растопила очаг, нагрела котёл воды, замочила вещи, принесённые Мирной для стирки. А потом занялась готовкой ужина. Для мучной похлёбки с бараниной и луком намолола муки на руч-ном круге. Зерно покупать дешевле, хоть и приходится потом тратить и время, и силы на его помол. И всё равно получается не очень мелко.

Надо поторапливаться, вода на огне уже кипит, скоро Тутал и Мирна придут, а в храме ещё не прибрано, и ужин не готов. Что-то Тирон как-то странно притих, ни звука, ни плача. Подожди чуточку, мой сладенький, мама всё бросит в котёл и при-дёт убираться. И тогда мы снова будем вместе. Мама про тебя не забыла, просто маме некогда. Пока огонь горит, вода кипит, нужно заварить муку, нарезать барани-ну и лук.

Острый нож стучал по доске тук-тук, измельчая мясо. Быстро двигаясь между столом и очагом, Ирида постоянно прислушивалась к звукам из храма. И тут вдруг Тирон недовольно захныкал.

– Тирон, маленький мой, мама идёт... Мама не забыла своего мальчика!..

Бросилась по узкому коридору, соединяющему жилую комнату и храмовый зал. Про нож в руке забыла.

Кэйдар узнал её сразу, ещё по голосу. Они вдвоём с ребёнком на этот голос пода-лись, повернули головы. Малыш ручки протянул, залепетал что-то радостное, забыл про своё недовольство незнакомым дядей, отбирающим у него любимую игрушку, которую так приятно всегда тянуть в рот. И подумаешь, что она только что на полу валялась!