Рики Макарони и Старая Гвардия
Шрифт:
— Возникли, – без колебаний заявил Артур. – Но я хорошо подумал. И, если уж на то пошло, Темный лорд на твоем месте добивался бы власти. Нет, я определенно не считал опасным находиться с тобой в одном замке.
— А ты не подумал о своих младших братьях и сестренках, которые тоже оказались со мной в одном замке? Если бы с ними что-нибудь случилось?
— Из-за тебя?! С моими родственниками?! Очнись, Мерлина ради, с ними моя бабуля совладать не в силах, – похоже, вот теперь Артур всерьез забеспокоился, все ли у Рики в порядке
Но Рики не поддержал его полушутливого тона, и Уизли вопросительно поглядел на него. «Прикидывает, должно быть, как долго ему еще терпеть мою черную меланхолию», – подумал слизеринец. Друг обращался с ним, конечно, не совсем как с тяжело больным; впрочем, Уизли всегда тяжело давалась душевная деликатность. Это его качество сейчас казалось Рики особенно ценным; он не желал, чтоб над ним тряслись. И уж, во всяком случае, с Уизли почти всегда можно было рассчитывать на откровенность.
— Почему ты все-таки решил молчать? – Рики знал, это дурацкий вопрос, но его пришлось бы задать рано или поздно.
— Тебе может не понравиться, но я считаю, что сделал это для тебя, – ответил гриффиндорец.
— Да уж, ты был бдителен, а я-то не понимал, что все это означает! Помню, ты не хотел, чтоб мы в начале года все шли к Миртл, – продолжал Рики. Он не знал, надо ли об этом говорить, но его несло. – Ты хотел оградить меня.
— Я опасался, что она окончательно опознает тебя, – не стал отпираться Уизли. – Судя по тому, что она заявила тебе на четвертом курсе, ее ни о чем не предупредили.
— Я ей нравлюсь, – с грустью констатировал Рики.
на это Артур раздраженно фыркнул.
— Надеюсь, ты не обещал, что поселишься в ее туалете навеки и станешь развлекать ее? – спросил он.
— Нет, – поспешно произнес Рики, не желая сообщать, что именно пообещал. – Но знаешь, мне так странно сейчас чувствовать себя опекаемым со всех сторон. Я понимаю, Дамблдор внушил своим воспитанникам некоторые понятия о том, как надлежит вести себя, допустим, в моем случае, но ведь он уже не подписывает бумажки, ничего не решает, а у меня ощущение, что все ведут себя так, словно он ими руководит.
— Да, надо сказать, леди Гермиона из тех, кто согласится с дядюшкой Гарри, – кивнул Артур.
— Эта женщина решила поучаствовать в уникальном педагогическом эксперименте, – с горечью констатировал Рики.
— У нее вся жизнь – уникальный педагогический эксперимент, – небрежно произнес Артур.
— Увы, все, с кем она имеет дело, мало восприимчивы к ее воспитанию, – пробубнил Рики, впервые в жизни искренне жалея, что это так. – Несомненно, леди Гермиона не из тех, кто учит людей плохому…
— Только не говори, что хочешь вступить в ее жуткую организацию, – Артур не скрывал, что беспокоится.
— Я никуда не собираюсь вступать, – уверил его Рики. – Мне сначала надо разобраться, кто я есть. Не возражай… Я просто имел в виду, что люди обычно охотно верят тем, кто их
— Никак не возьму в толк, что ты хочешь сказать, – признался Уизли.
Рики сомневался, что другу это надо. С другой стороны, это всем надо, профессор Доматор не усомнился бы.
— Понимаешь, в ту ночь, когда я узнал, будем говорить, о прошлом, мы ждали авроров, и мне пришли в голову рассуждения, которыми поделился со мной однажды преподаватель из итальянской школы. Он говорил, что всегда надо думать своей головой, что-то вроде этого, и даже тогда, если близкий человек делает выбор, с которым ты не согласен.
— Это тот, который в прошлом году приезжал? – уточнил Артур.
— Да. Я вспомнил об этом там, но не понял, что Доматор имел в виду. Наверное, каждый из нас в глубине души всегда знает, когда поворачивает не туда. Сейчас я, наверное, могу занять место в рядах гриф… помощников Дамблдора. Хотя не все мне там будут рады. Профессор МакГонагол… – Рики остановился. Ладно, дело не в ней, я хотел сказать, что могу присоединиться, и тогда за меня решат, как лучше. Скорее всего, решат таким образом, что я не смогу ошибиться. А даже если это случится, это как бы не моя ошибка, за меня поручатся. У Лорда было наоборот! У него вообще не имелось судей, он всегда был прав – для своих, разумеется.
— Вот жизнь-то! – передернул плечами Артур.
— На самом деле, это одно и то же, – категорично заявил Рики. – Ты начинаешь делать то, что надо для какой-то цели – чтобы тебя уважали, к примеру, или чтобы спасти половину человечества от их собственной дурости. И перестаешь, глядя на цель, как бы это сказать?.. чувствовать, верный твой курс или нет. Может быть, власть тебе совсем не нужна, или помогать-то никому не надо. Но ты уже не прислушиваешься к тому, что моя бабуля называет голосом Бога в душе.
— А моя бабуля называет это редко бодрствующей совестью, – проворчал достойный представитель семейства Уизли.
— Знаешь, это связано не только с совестью, – сказал Рики. – Все дело в доверии к своему мнению. Люди готовы на что угодно, лишь бы не быть за себя ответственными. «Дамблдор лучше знает», «Наш Лорд самый достойнейший», и в результате никто из Упивающихся смертью не жил своей жизнью.
Эта тема была для Рики достаточно грустной, и они быстро ее замяли. Артур принялся расспрашивать его про экзамен. Какие были вопросы, как вел себя экзаменатор и все прочее. Рики отлично помнил, что он терпеть не мог копаться в этом. Уверив друга, что все прекрасно, Рики решился спросить Артура, не знает ли он, случаем – его, Рики, не хватились в больничном крыле?