Римская история в лицах
Шрифт:
Чему же приписать такую популярность у народа? Судя по хорошо засвидетельствованной последующей практике Цезаря, именно этим восьми миллионам он и обязан своим стремительным продвижением по двум первым ступеням государственной службы в Риме. Частично эти деньги пошли на ремонт и обустройство древней Аппиевой дороги, смотрителем которой он был назначен (а какой римлянин по многу раз в год не проезжал по этой главной римской дороге?). Но большая часть суммы потрачена на угощения и развлечения римского плебса. Популярность, конечно, не слишком благородного толка, но зато вполне действенная. Зачем Цезарь ее домогался? Разумеется, для того, чтобы в конце концов подняться на самый верх служебной лестницы — стать консулом. А что потом? Этого он, наверное, не знал еще и сам. Но хорошо знал другое: на поддержку сформированного Суллой сената ему рассчитывать не приходится. Об этом периоде жизни Цезаря у Плутарха мы читаем следующие строки:
«Цезарь ... своей вежливостью и ласковой обходительностью стяжал любовь простонародья, ибо он был более внимателен к каждому, чем можно было ожидать в его возрасте. Да и его обеды, пиры и вообще блестящий образ жизни содействовали постепенному росту его влияния в государстве. Сначала завистники Цезаря не обращали на это внимания, считая, что он будет забыт сразу же после того, как иссякнут средства.
В этом отрывке два момента заслуживают краткого комментария. Первый — вежливость, обходительность, внимание Юлия к людям из простонародья. Нет ли здесь лицемерного заискивания перед толпой? Не думаю. Скорее смесь высокой личной культуры, которая запрещает отношение к людям ставить в зависимость от их социального положения, и воспитанного с ранних лет уважения к народу. Напомню, что дядя Юлия, великий Марий, был выходцем из батраков и всю жизнь испытывал на себе высокомерие аристократов. Кроме того, точно такое дружески-отеческое внимание будет в течение пятнадцати лет, до последного дня жизни, характеризовать отношение Цезаря к его солдатам. И, наконец, Цезарь, при всей твердости и силе своего характера, в отношениях с другими людьми, как правило, проявлял себя просто добрым человеком — в чем мы будем иметь возможность убедиться далее. И вообще: подлинное величие всегда великодушно!
Второй момент: недооценка противниками Цезаря масштабов его предприятия — в данном случае усилий по завоеванию популярности в народе. Они ожидали, и не без основания, что при таком размахе финансовые возможности Юлия будут исчерпаны очень скоро. Ведь в наказание за непослушание Сулла в свое время лишил его отцовского наследства, не говоря уже о наследстве Мария. Кто мог предположить, что, находясь в столь стесненном положении (не было даже своего имения... И не будет!), Цезарь решится сделать такие чудовищные долги? Надо иметь в виду, что тайна займов в Риме соблюдалась не менее строго, чем в современных банках. Способны ли были римские сенаторы понять непреклонную уверенность Юлия Цезаря в конечном выигрыше этой крупной игры? Подозрения зародились только у одного Цицерона. Эта недооценка дерзости и размаха замыслов Цезаря не раз в дальнейшем окажется залогом успеха его рискованных предприятий. Великий психолог, он смело будет делать ставку на такую недооценку.
В 68-м году Цезаря избирают квестором. Вскоре после этого умирает его тетка, вдова Мария. Во время ее похорон Цезарь, согласно обычаю, произносит на форуме похвальное слово об усопшей, а среди масок ее предков и родственников выставляет посмертную маску Мария. Это был открытый вызов сулланскому сенату, поскольку Марий и его сторонники были во времена диктатуры Суллы официально объявлены сенатом вне закона. По свидетельству Плутарха:
«Некоторые подняли голос против этого поступка, но народ криками и громкими рукоплесканиями показал свое одобрение Цезарю, который спустя столь долгое время как бы возвратил честь Мария из Аида в Рим». (Там же. V) Миллионы были потрачены не зря! Цезарь уже может опереться на свою популярность в народе. Вскоре умерла и Корнелия. На похоронах молодых женщин не принято было говорить надгробные речи. Но Юлий этим пренебрег и произнес на форуме прочувствованное слово прощания с любимой женой, что, по свидетельству того же Плутарха, «вызвало одобрение народа и привлекло его симпатии к Цезарю». После похорон Юлий отбыл в Испанию в качестве квестора при ее наместнике. Напомню читателю, что должность квестора, согласно закону Суллы, обеспечивала последующее возведение Цезаря в ранг сенатора.
Цезарь направляется в дальнюю, как ее называли римляне, то есть южную, Испанию. Светоний рассказывает, как, прибыв однажды по делам в город Гадес, он увидел в храме статую Александра Македонского и «вздохнул, словно почувствовал отвращение к своей бездеятельности, — ведь он не совершил еще ничего достопамятного, тогда как Александр в этом возрасте уже покорил мир». (Александр Великий умер тридцати трех лет). Известный российский исследователь античной истории С. Л. Утченко (С. Л. Утченко. Юлий Цезарь. М., 1976 г.) считает рассказ Светония «позднейшим домыслом». С ним легко согласиться хотя бы потому, что трудно себе представить, чего ради и кем в далекой Испании, в храме Геркулеса мог быть поставлен памятник Александру Македонскому. Однако Плутарх, хотя и в иной версии, приписывает Цезарю те же мысли. Он их отодвигает на шесть лет позднее, до второго пребывания Юлия Цезаря в Испании — уже в качестве наместника. Статуя Александра здесь не фигурирует. Цезарь читает «на досуге» (так у Плутарха. — Л.О.) что-то о деяниях Македонского и погружается в задумчивость. Друзья спрашивают о причине. Он отвечает: «Неужели вам кажется недостаточной причиной для печали то, что в моем возрасте Александр уже правил столькими народами, а я до сих пор еще не совершил ничего замечательного!»
Как объяснить такое совпадение по существу и, вместе с тем, расхождение в отношении обстоятельств? Быть может, какое-то высказывание или воспоминание самого Цезаря об этом инциденте действительно имело место, но за прошедшие с тех пор почти полтора века (Плутарх и Светоний писали в конце I и начале II века после Р.Х.) в пересказах две версии заметно разошлись? А, может быть, Плутарх тоже эти слова Цезаря «домыслил»? Тогда возникает другой вопрос: случайно ли оба историка приписали Юлию Цезарю одни и те же чувства? (Один у другого их не заимствовал — тогда бы не было отмеченного расхождения). Ответом может быть стремление обоих предложить побуждение для великих деяний Цезаря, которые начнутся как раз в это время. Разница в шесть лет здесь несущественна, тем более, если речь идет еще только о мотивах последующих действий. Такими мотивами оба историка, естественно для римлян, полагают честолюбие и жажду славы. Наверное, они правы. Цезарь — римлянин, и желание славы у него в крови. Но он не просто римлянин, а великий римлянин! Быть может, его замыслы шире, крупнее? Попробуем и мы, вслед за древними историками, «домыслить» за Цезаря. А почему бы и нет? Мы же не будем претендовать на подлинность мыслей Цезаря. Но постараемся не предаваться и беспочвенной фантазии. Критериями вероятности будет, во-первых, учет уже известных нам обстоятельств жизни Цезаря (вслед за Светонием остановимся на первой поездке в Испанию). А, во-вторых, знание всех его последующих надежно документированных поступков и высказываний. Цезарь уже не юноша. Его жизненным ориентирам и целям пора сформироваться. Здесь в Испании, «на досуге», им самое время отлиться в форму четких суждений и замыслов. Приглашаю и тебя,
По пути в Дальнюю Испанию Цезарь непременно проезжал или проплывал мимо Нового Карфагена. Он, конечно же, вспомнил, что именно здесь начиналась блистательная военная биография одного из самых великих римских полководцев — Публия Корнелия Сципиона Африканского. Когда Публий вел своих солдат через обмелевшую лагуну на штурм городской стены, ему было всего двадцать шесть лет. Горько думать, что Цезарю уже тридцать три, а за его плечами нет ничего, если не считать пустякового венка под Митиленой. Когда Сципиону было тридцать три года... Юпитер Великий и Всеблагой!.. Это же в 202-м году. Он уже разбил Ганнибала в битве при Заме! Консул римского народа, Сципион был уже увенчан бессмертной славой и удостоен величайшего триумфа. А он, Цезарь, всего лишь квестор в покорной после Помпея римской провинции... У Сципиона впереди еще победа над Антиохом... Потом этот постыдный суд... Как он ответил тем жалким трибунам! Их имена справедливо забыты. Впрочем, они были лишь орудием в руках сената, который боялся Сципиона. Великий Сципион!.. Затем он навсегда покинул Рим. Не мог подчиниться власти сената, но и не захотел властвовать сам. А ведь мог бы! Воины были преданы ему безоглядно. А народ — боготворил! Как они все пошли за ним на Капитолий, покинув жалкое судилище! С дозволения великих богов Сципион мог бы стать новым царем в Риме... Но для него Республика была неприкосновенна! Он сказал тогда: «Если я стал больше, чем тебе полезно, родина, — я ухожу». Замечательные слова! Поступил бы я так же на его месте! Не знаю. А сейчас? Ушел бы Сципион из Рима сейчас? Нет, наверное, нет! Тогда была великая Республика, великий сенат. На его скамьях в те времена сидели Тит Фламинин, Марк Катон, Эмилий Павел, потом Сципион Эмилиан и другие им подобные мужи. Затем Гракхи и, наконец, дядя Марий. Но с них начались междоусобицы. Республика стала больна, а теперь и вовсе умирает. Не Сулла ее погубил, а сенат! Его падение началось еще со времени войны с Югуртой. Сейчас не любят вспоминать те скандальные разоблачения подкупа сенаторов, бездействия и измены полководцев. Покойная тетя рассказывала ему об этом позоре. Не любят вспоминать потому, что нынешние сенаторы такие же взяточники, думают только о наживе, о выгодном наместничестве, о своих дворцах и виллах. А народные трибуны — беспомощны или продажны. Комиции в Риме после того, как государство так разрослось — бессмыслица. Большая часть сходящегося на них народа — это римская чернь, толпа, которую может увлечь на что угодно каждый ловкий демагог. Разве могут они решать судьбу великого Рима и множества народов, зависящих теперь от него? Нет! Плебс не способен, а сенат не желает спасти Республику. Она обречена! И Сципион сегодня не ушел бы. Он бы взял власть в свои сильные и честные руки. Важна ведь не оболочка республики, не учреждения — важна ее суть: верность традициям, честь и достоинство римлян, их мужество, их преданность Риму. Все это почти забыто и утрачено, но при твердом, достойном правлении может воспрянуть вновь.
Но такое правление уже не должно быть советом или собранием. В огромном государстве, в сегодняшнем опасном положении на его границах ни самый лучший сенат, ни самое превосходное Народное собрание не могут быстро принимать решения, которых требует новое время. Любое собрание, когда дело доходит до важных государственных решений, либо увязает в спорах, либо оказывается во власти страстей и общего ослепления. И нельзя голосованием решать вопросы, требующие подлинного знания дела. А ежегодная смена консулов!? Какая нелепица — каждый год заново учиться руководить государством. Ведь учиться можно только на практике, решая каждодневные проблемы. И не год, не два, а много лет. Значит, нужен один достойный правитель. Его достоинство, умение и право управлять пусть будут, хоть ежегодно, подтверждаться решением народа, которому он отчитается в своих действиях. В этом отношении закон пусть будет непреложен и строг. Но пока доверие не утрачено, менять правителя не должно! Сенат? А что сенат? Пусть советует правителю, как это было при царях. Пусть следит за сохранением традиций, пресекает пороки и злоупотребления чиновников. Пусть будет высшим судом чести, подобно афинскому ареопагу. Да, вот в Афинах — Перикл ведь был именно таким превосходным правителем! Целых пятнадцать лет до самой своей смерти. И разве личный пример правителя, который у всех на виду, не наилучшее средство воспитания граждан? Пока Перикл был жив, афиняне были достойны Перикла. Конечно, то была крошечная республика. Так что из этого? Для огромного государства единовластие еще более необходимо: важнее знания и опыт, сложнее задачи, быстрее надо их решать, энергичнее, без споров и колебаний действовать. А достоинство и весь нравственный облик правителя пусть будут примером для подражания его помощникам и наместникам во всех отдаленных уголках государства. Личное достоинство и честь должны быть отличительными чертами большинства граждан государства. Тогда честь и достоинство правителя станут обязательным условием подтверждения народом его полномочий. Или выбора нового на его место. Нет, сейчас Сципион не ушел бы! И он, Цезарь, если бы у него было такое войско и его так же обожал народ, он не ушел бы, а взял власть и возродил бы величие Рима. Он знает, что сумел бы это сделать! Да, а пока... пока он всего лишь квестор в покоренной Испании, и хотя народ в Риме к нему расположен, силы у него нет никакой — одни долги...
«Однако хватит домыслов и рассуждений, — воскликнет нетерпеливый читатель, — твоему Цезарю пора действовать!» И будет прав. Вернемся же на землю. Пока что на землю Испании. О деятельности Цезаря там за время квестуры нам ничего существенного не известно. Через год он возвращается в Рим.
Но это уже не тот Цезарь, что год назад, влекомый смутным честолюбием, добивался популярности в народе. Теперь он знает, чего хочет. Право заседать в сенате не кружит ему голову. Он понимает, что ему, племяннику Мария, не получить поддержки сената. Его путь наверх будет опираться на любовь народа! Разве не она, вопреки сенату, вознесла Мария на вершину власти в Риме? Полезно было бы заручиться поддержкой и тех, кто уже пользуется влиянием в народе, обладает реальной силой и не очень ладит с сенатом. Это, конечно же, Помпей и Красс. Как раз сейчас, в 67-м году, трибун Габиний, в пику сенату, призывает народ вручить Помпею чрезвычайные полномочия для борьбы с пиратами. Цезарь открыто выступает в поддержку закона Габиния. Через год он точно так же (вместе с Цицероном) поддержит назначение Гнея Помпея командующим против Митридата (кроме того, сразу после возвращения из Испании он женится на Помпее — дальней родственнице Гнея.)