Рис
Шрифт:
– Твою мать! – вмиг охваченный скорбью У Л ун заорал на всю улицу. – ...б твою мать!
Каждый крик ослаблял его: ныне настолько легко исчерпать его некогда неистощимые силы. У Л ун тяжело навалился на старую, в сколах и трещинах раму окна. И внезапно почувствовал прикосновение. Темная длань. Она гладила волосы на голове.
– Уходи! Не касайся меня, – У Лун, сжавшись всем телом, шептал, задыхаясь. – Чего тебе надобно?
Улица Каменщиков наконец погрузилась в безмолвие. Лишь под навесом у мелочной лавки таилась
Глава XIV
Ци Юнь пригласила в лабаз колдуна: череда страшных бед убедила ее – где-то в доме таится злокозненный дух. Пусть колдун его выгонит.
Утром, дождливым и слякотным в двери лабаза вошел облаченный в да осскую робу колдун. За его чародейством – размахивая деревянным мечом, тот метался, преследуя духа, по дому – следили объятая страхом Ци Юнь и У Л ун, преспокойно цедивший густой горький чай в старом кресле-качалке. Когда же колдун, расстелив на земле лист бумаги, готовился к казни плененного духа, У Л ун вдруг затрясся от хохота.
– Что тут смешного? – одернула мужа Ци Юнь. – Ты же духа вспугнешь!
– Я над вами смеюсь: чушь и небыль за правду считаете. Чай не с вчерашнего дня в этом мире живу. Балаган с казнью духов мне ведом.
Проткнув деревянным мечом желтый лист, чародей с раскрасневшимся самодовольным лицом экстатически выкрикнул:
– Вот она, кровь злого духа!
И тут же осекся. Ци Юнь с озадаченным видом сверлила глазами бумагу. Там не было крови. Одна лишь дыра от меча.
– Этот лист порошком не натерт. Он не будет кровить, – прыснул смехом У Л ун.
На его торжествующем потном лице расплывалась усмешка сыгравшего славную шутку:
– Я, дурень, бумагу твою подменил. Все мне ваши проделки известны. Я в юности тоже подумывал стать колдуном, чтобы деньги без пота сшибать.
– Подменил мне бумагу? – смущенный колдун спрятал в ножны магический меч. – У вас лживые души. Злокозненный дух не изловлен. Он сгубит всю вашу семью!
– Неужели не слышал ты имя «У Л ун»? Безголовых ты можешь дурить, но дурачить меня в моем собственном доме?
У Л ун смежил веки. Его удал ая усмешка исчезла с лица, уступив выраженью усталости и тихой скорби:
– Теперь даже смех причиняет мне боль. Даже пара улыбок меня утомляет. Мне нужно прилечь. Я-то знаю, где прячется дух. Только вам ли его изловить?
Проводив колдуна до ворот, Ци Юнь выплатила надлежащую сумму.
– Похоже, я знаю, где дух, – заявил ей колдун с хитровато-загадочной миной. – В лабазе скрывается дух воплоти. Не проткнуть деревянным мечом.
– Где же он? – поедая глазами по-бабьи накрашенный рот колдуна, Ци Юнь тщилась постичь смысл его изречений.
– Вон там, – снизив голос, колдун указал мечом в сторону спальни. – Качается
Ци Юнь еще долго стояла на влажных ступеньках крыльца, провожая глазами легко различимый в толпе силуэт чародея. Ей верилось, тот сказал правду.
На улице Каменщиков горький жребий двух братьев – Ми Ш эн и Чай Ш эн по прошествии лета остались без жен – посчитали небесным возмездием за прегрешенья У Л ун’а. Молва утверждала: он столько содеял в своей жизни зла, что на головы членов семьи должны пасть всевозможные кары.
Соседей всё лето преследовал режущий уши назойливый вой, издаваемый старой гармошкой Ми Ш эн’а. Надежда на то, что губная гармошка умолкнет в осеннюю п ору, осталась пустым упованием. Как-то прохожие стали свидетелями возмутительной сцены: Ми Ш эн, извлекая из дудки нестройные резкие звуки, бежал, волоча искривленную ногу, за дочкой владельца торгующей мебелью лавки. Девица рыдала от страха. В глазах у Ми Ш эн’а сверкал темный пламень немыслимой ярости.
Все утверждали: Ми Ш эн – просто чокнутый бабник. И только учитель, который получше других понимал, что творится в злосчастной семье – как-никак это он составлял для Ци Юнь родословец – оспаривал вздорные сплетни толковыми доводами:
– Ты родную сестру смог бы в десять годков придушить? Ми Шэн с детства на голову слаб. А несчастья, сама обстановка в семье лишь ведут его дух к помрачению. Ныне Ми Ш эн лишь слегка не в себе. Но еще потрясенье, он точно свихнется.
Похоже, Ми Ш эн’у действительно необходима жена в утешенье. Ци Юнь, где могла, вызнавала насчет подходящей невестки, но лишь получила совет обратиться к торговцу людьми, продававшему с баржи, стоявшей у пристани, меченных желтой соломой [46] девиц.
– Не так н изко еще пала честь рода Фэн, – изменившись в лице, отмела предложенье Ци Юнь. – У торговца людьми покупать в дом невестку? Уж лучше Ми Ш эн пусть меня вгонит в гроб!
46
Меченных желтой соломой – пучок соломы привязывался к выставляемому на продажу товару.
Хорошо, хоть его младший брат не терзал мать потребностью в новой женитьбе. Чай Ш эн после смерти Най Ф ан возвратился к своим холостяцким привычкам и день ото дня – осень это сезон лотерей – до темна околачивался в переулке Трех Вилок. Хоть этот груз с плеч.
Как-то раз, заскочив за деньгами в лабаз, младший сын огорошил Ци Юнь поразительной вестью. Он видел-де, вместе с отрядом военной полиции в дом лотерей – там японцы приезжего арестовали – вошел Бао Ю.