Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Джабара Карлей Майкл

Литвинов написал Потемкину из Москвы, что он недоволен результатами выборов. «Как ни радостны эти результаты на первый взгляд, в особенности победа Компартии, я предвижу в результате выборов усиление работы правых партий и дальнейший уклон в сторону фашизации Франции». Литвинов по-прежнему опасался возвращения Лаваля в МИД, а также того, что правительство будет формировать Даладье. Как это могло произойти? Литвинов интересовался вслух. «Неужели столь окрепшие Коммунистическая и Социалистическая партии не могут преградить дорогу к власти фашиствующему Лавалю и его единомышленнику по внешней политике Даладье? Сохранение нынешнего кабинета Сарро — Фланден является довольно желательной комбинацией, если невозможна лучшая» [1301] . На настоящий момент историк Джонатан Хэслем (полемизируя со своими убеждениями 1984 года) говорит, что «большевизм вернулся» в лице Народного фронта [1302] .

На самом деле эта коалиция появилась благодаря страху перед распространением фашизма. В нее входили три партии, и им необходимо было смириться с разногласиями, чтобы добиться успеха. Однако, как бы парадоксально это ни было, Литвинов волновался, что Народный фронт только укрепит фашизм во Франции вместо того, чтобы его уничтожить.

1301

М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 4 мая 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 123. Д. 119. Л. 10–11.

1302

Haslam J. The Spectre of War. P. 381.

Примерно то же самое Литвинов сказал Майскому. Что касается Германии: «Все, что укрепляет такое государство и поэтому увеличивает опасность нарушения мира, должно быть отметено». Лучше всего было бы организовать секретные переговоры между Францией, Великобританией и СССР. Это было продолжением курса Эррио. Однако инициативу должны проявить французы и британцы. Инициатива СССР была обречена на провал. В конце Литвинов написал Майскому следующие строки: «Надо поориентироваться и выяснить, куда ветер дует. Могу Вам сказать, что настроен я весьма пессимистически и, как это Вам ни покажется парадоксальным, исход французских выборов этот мой пессимизм сильно усиливает. Будем, однако, бороться. На меня собственный пессимизм никогда не действует расслабляющее в сторону фатализма, а наоборот. Стремлюсь как бы доказать самому себе неосновательность моего собственного пессимизма» [1303] .

1303

М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 4 мая 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 26. Л. 4–6.

В 1920-х годах Литвинов считал, что НКИД, а точнее говоря, он сам, подобно Сизифу, катит свой валун в гору и стремится достичь вершины вопреки воле богов, наказывающих его. Он не сильно изменился за эти годы. Литвинов был предан делу обеспечения безопасности СССР. В основном он был уверен в себе, и вот, наконец, он смог признаться Майскому, что единственный раз в жизни у него появились сомнения относительно будущего и своих возможностей перед лицом всех препятствий организовать защиту Европы от угрозы нацистской Германии. В последних фразах его депеши звучало благородство духа, благородство Сизифа, который никогда не сдается даже богам.

В Париже кабинету Сарро пришлось уступить место Народному фронту. Правительство формировал социалист Леон Блюм, а не Даладье. В кабинете было 12 социалистов и 9 радикал-социалистов. Эррио и Поль-Бонкур не вошли в правительство, как и, очевидно, Мандель и Фланден от правоцентристов. Блюм предлагал МИД Эррио, но тот отказался, так как не очень любил Народный фронт. По его словам, он предпочел бы остаться председателем Палаты депутатов. Литвинов вряд ли слишком расстроился из-за отказа Эррио, учитывая его слабохарактерность во время Рейнского кризиса. Поль-Бонкура не могли избрать из-за его странной преданности Социалистической партии. Это была потеря. «Фашистский» Лаваль отсутствовал, но Фора, у которого не было места в Палате, назначили государственным министром. Это представляло собой проблему, так как Фор был пацифистом и обвинял Блюма и его сторонников в милитаризме. Так уничижительно он называл их стремление занять жесткую позицию в отношении нацистской Германии. Однако его трудно было не включить в кабинет из-за его места в Социалистической партии. Еще один германофил, Даладье, стал министром обороны и заместителем председателя Совета министров. Пьер Кот вернулся на должность министра авиации. Это помогало уравновешивать Фора в кабинете, но ничего нельзя было поделать с расколом у социалистов.

Радикал-социалист Дельбос стал министром иностранных дел. Он был министром юстиции в кабинете Сарро. Он был также в группе министров и политиков, которые приезжали в советское посольство. Однако для Потемкина он все еще оставался темной лошадкой. Он оказался слабым министром, настоящим воском в руках Леже. Новым министром стал Жан Зей, молодой активист Радикальной партии. Он родился в 1904 году, и, таким образом, ему было всего 32 года, когда он стал министром просвещения. В критической ситуации он проявил стойкость — редкое качество для радикал-социалистов уровня кабинета. Зей был патриотом. Его арестовало правительство Виши в 1940 году, а затем в 1944 году он был убит фашистской

милицией — всего через две недели после высадки в Нормандии. Говорят, перед расстрелом он дерзко крикнул: «Да здравствует Франция!» В 1940 году Франция не погибла окончательно только благодаря таким лидерам, как Мандель, Пери и Зей. Ответственность за происходящее несли другие — «могильщики», как назвал их журналист Пертинакс.

В новом правительстве не было министров-коммунистов, хотя по количеству мест и голосов они имели право на посты в кабинете. В Москве не знали, произошло это из-за Даладье или деятельности Коминтерна. Коммунисты согласились поддерживать правительство. В кабинете господствовали радикал-социалисты, несмотря на потерю голосов и мест, если бы они решили выйти из коалиции, правительство стало бы правоцентристским. Новый кабинет Блюма начал работу 4 июня 1936 года. Литвинов не знал, чем все обернется. Это понятно, ведь коллективная безопасность не могла быть политикой только левых, как умело ее ни защищали коммунисты, подобные Пери.

Таким образом, Народный фронт был неустойчивой коалицией, хоть и получившей как будто впечатляющее большинство. Как и Картель левых до этого, он хорошо выступил на выборах, но затем не смог сохранить единства. Лаваль полагал, что социалисты и коммунисты не смогут удержаться вместе. Народному фронту тоже не повезло. Еще до того, как новое правительство пришло к власти, Францию накрыла волна забастовок. Не было времени пробовать различные рычаги власти, необходимо было успокоить бастующих. Поначалу левые радовались и вели себя дружелюбно, но летом все закончилось. 8 июня новое правительство рассматривало «Матиньонские соглашения» между предпринимателями и профсоюзами. В соглашениях закреплялась длительность рабочей недели — 40 часов, оплачиваемые отпуска и переговоры о заключении коллективного договора. План большевизма был несколько иным. Спустя несколько дней национальное собрание одобрило соглашения, но на этом экономические сложности правительства не закончились [1304] .

1304

См., Hanp.: WeberE. The Hollow Years: France in the 1930s, New York: Norton, 1994. P. 150–181.

Правительство Народного фронта пришло к власти под огнем. 14 июля 1936 года, в День взятия Бастилии в Париже проходил традиционный военный парад. На трибуне присутствовали все лидеры Народного фронта и все, кроме одного, были рады, что они тут, подняв кулаки в знак победы. Исключение составлял министр внутренних дел, социалист Роже Салангро, ставший целью клеветнической кампании правых. В ноябре он совершил самоубийство, так как не смог справиться с нападками в прессе, которая лживо обвиняла его в дезертирстве во время Первой мировой войны. Его смерть аллегорически увязывалась с судьбой Народного фронта, которому не хватило стойкости, чтобы управлять и принимать жесткие решения.

Через четыре дня после национального праздника во Франции в Испании началась гражданская война, как и предвидел Фланден. Салангро и его коллеги даже не представляли, какие неприятности на них обрушатся. Это была настоящая катастрофа — кровавое сведение счетов между правыми и левыми, отзвуки которого раздавались по всей Европе. Сотрудничество между партиями, «священное единение» для поддержки коллективной безопасности и взаимопомощи было невозможно в такой обстановке. Гражданская война в Испании стала сильным ударом по советской политике, хотя, как мы уже видели, у нее и так стало намного меньше шансов на успех из-за прежних провалов. Кто-то скажет, что обстоятельства можно преодолеть, но СССР в одиночку с этим не мог справиться. В коллективную безопасность должны были включиться Франция и Великобритания, но они так этого и не сделали, даже в самые критические моменты. Формула была проста: мелкие европейские государства, вроде Румынии и Чехословакии, смотрели, будет ли Франция противостоять нацистской Германии. Франция смотрела на Великобританию, а Великобритания так ничего и не предприняла. Поразительный вывод, подумаете вы. Даже когда уже все, кроме тех, кто добровольно пребывал в неведении, понимали, что война в Европе неизбежна, советская сторона выступала за взаимопомощь в борьбе с общим нацистским врагом. А может, Гитлер просто не был общим врагом, и в этом была проблема? Если никто не хотел остановить нацистскую Германию, почему СССР должен был пытаться сделать это в одиночку? Мы узнаем о трагических событиях последующих трех лет, которые начались летом 1936 года. Но об этом — в следующей части.

СОКРАЩЕНИЯ И УСЛОВНЫЕ

ОБОЗНАЧЕНИЯ

АВПРФ — Архив внешней политики Российской Федерации

Антанта — большевистское наименование союзных держав: Великобритании, Франции, Соединенных Штатов

АФТ — Американская федерация труда

ВКП (б) — Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков)

ВЦИК — Всероссийский центральный исполнительный комитет ВКП (б)

Генсек — Генеральный секретарь Политбюро, И. В. Сталин

Госбанк — Государственный банк СССР