Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Джабара Карлей Майкл

Лаваль, Леже и другие хотели выставить на пути к договору максимальное количество препятствий, а Потемкин пытался вытащить их из чащи. Читатели также могли заметить, что Титулеску все еще активно поддерживал коллективную безопасность. Он одерживал победу над всеми присутствующими, и Эррио обещал передать его аргументы Фландену.

Затем стороны начали обсуждать ратификацию в Сенате. Дельбос, Эррио, Фланден и Сарро были настроены оптимистично. Сенат не станет противиться ратификации, если ее одобрила Палата депутатов. Поль-Бонкур не был в этом так уверен. «Быть может, Бонкур старается немножко нас попугать, — высказал предположение Потемкин, — и придать себе самому, как защитнику пакта и организатору его поддержки, особую значительность в наших глазах, — принимает озабоченный вид, говоря с нами о предстоящих дебатах в Сенате, и предупреждает, что дело обойдется не без борьбы» [1261] . Потемкин добавил, что он собирается встретиться за ужином с Ивом Летроке, главой Сената, с Эррио, с промышленником Эрнестом

Мерсье, выступавшим в поддержку ратификации, и многими другими «для создания в Сенате нужной нам атмосферы». У Потемкина было удивительно много полезных контактов — представителей французской политической элиты.

1261

В. П. Потемкин — Н. Н. Крестинскому. 27 февраля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 123. Д. 120. Л. 88–96.

Непонятно, что думать о Фландене. 1 марта он отправил телеграмму Франсуа-Понсе в Берлин и велел ему договориться об аудиенции у Гитлера, чтобы обсудить франко-германский союз. Фланден также предложил передать франко-советский пакт на арбитраж в Гаагский трибунал. Фланден неожиданно утратил мужество? Франция из «основы советской политики» превратилась в «опасное место». О Гаагском трибунале услышал Литвинов. Читатели легко могут представить себе его реакцию. «Заверения Фландена и Сарро в быстром прохождении пакта через Сенат меня не очень успокаивают, — писал нарком Потемкину. — Многочисленные противники пакта выводят теперь на театр военных действий всю свою тяжелую артиллерию, первым орудием которой я считаю интервью [Франсуа-Понсе. — М. К.] Гитлера. Предупреждение Поль-Бонкура заслуживает серьезного внимания, тем более что я где-то читал, будто сам Фланден говорил о своем намерении обратиться в Гаагский трибунал. Предлагаю Вам следить за положением и сигнализировать нам всякое усиление позиции противников. Я сейчас обдумываю вопрос, не следует ли нам обратиться к Фландену и Сарро с более крепким предостережением против дальнейших проволочек. Я не уверен в том, что мы не предпочитаем сами порвать пакт, чем соглашаться на гаагскую волокиту, которая даст возможность Франции вновь сделать пакт объектом торговли с Германией».

Литвинов был циничен, но кто стал бы его за это винить? Он полагал, что наибольший эффект произвела речь Бастида, а не Эррио [1262] . Счел бы он возможным похвалить коммуниста Пери?

Рейнский кризис. Ратификация советско-французского пакта

Оптимизм, в котором пребывало советское правительство после отставки Лаваля, продлился недолго. Вначале он начал иссякать из-за борьбы за ратификацию пакта, а затем, через две недели, произошла настоящая катастрофа, которая положила ему конец. 7 марта Гитлер отказался выполнять Локарнские соглашения, и вермахт вошел в Рейнскую демилитаризованную зону, заставив таким образом Версальский договор испустить последний вздох.

1262

М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 4 марта 1936 г. // Там же. Д. 119. Л. 4–5.

Французская военная разведка предвидела намерения Гитлера, но не стала ничего делать без поддержки Великобритании. А британцы во главе с Иденом не стали ничего предпринимать. СССР отреагировал моментально. Литвинов был в ярости. Он вышел из себя на встрече с американским послом Уильямом Буллитом. «Литвинов был в бешеной ярости, — писал Буллит. <…> обещания такого пса, лжеца и подлеца, как Гитлер, ничего не стоили». Нарком надеялся, что Лига Наций наложит на Германию санкции, это было наивно и нетипично для него. Лига не собиралась этого делать, хотя нарком всегда считал ее потенциальным инструментом в борьбе с Гитлером. Абиссинское фиаско положило конец этим планам, и кризис все еще не закончился. Литвинов считал отвратительным предложение Гитлера снова вступить в Лигу и прочие жульнические уловки, которые он использовал, чтобы обворожить британскую и французскую общественность. «Еще более отвратительными», по словам Буллита, он считал британцев, которые приветствовали возвращение Германии в Женеву [1263] .

1263

Bullitt to Hull. 7 March 1936. FRUS, 1936, I, 212–213.

Как утверждают советские источники, Альфан также доложил, что Франция должна занять твердую позицию, и первым шагом в этом направлении будет срочное голосование по вопросу ратификации в Сенате.

Если Франция будет держаться, то придется держаться и Великобритании. «Мы можем полностью положиться… на советскую делегацию в Женеве», — отправил телеграмму Альфан. «Литвинов завтра уезжает из Москвы» [1264] . Как помнят читатели, Иден, взяв пример с Сарджента, занял слабую позицию по поводу Рейнского кризиса и парализовал любую возможность совместных англо-французских действий, кроме капитуляции.

1264

Ibid.

Майский сообщил о вялом настрое британской прессы. Заметным исключением стала

«Санди Таймс». Корбен сказал Майскому, что Иден твердил о «спокойствии и самоконтроле». Это было плохо. Британское правительство рассматривало возможность переговоров с Гитлером [1265] . Наверно, Литвинов, читая эти телеграммы, разозлился еще больше. «Если занятая англ[ийской] прессой позиция отражает политику правительства, — телеграфировал он Майскому, — то это означает возвращение к политике премии агрессору, разрыв системы коллективной безопасности и конец Лиги Наций». Далее нарком отметил: «Переговоры с Гитлером на второй день после нарушения Локарно будут иметь более тяжелые последствия, чем план Лаваля — Хора. Будет окончательно подорвано доверие к Англии. Лига Наций, открывающая настежь двери агрессору, потеряет всякую ценность с точки зрения мира. Мы решительно осуждаем такую позицию и готовы поддержать любые действия, коллективно принятые в Женеве против Германии». Литвинов все еще полагал, что жесткие меры могут «приостановить германскую агрессию и уменьшить ее опасность». В тот же день, 9 марта, он уехал в Женеву [1266] .

1265

И. М. Майский — в НКИД. 8 марта 1936 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 220. Д. 1582. Л. 105–108, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1936 г. URL:(дата обращения: 12.12.2023).

1266

М. М. Литвинов — И. Д. Майскому. 9 марта 1936 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 221. Д. 1586. Л. 73, опубл.: там же (дата обращения: 12.12.2023).

На следующий день Потемкин передал Фландену сообщение от СССР. Советская делегация была готова поддержать французскую позицию в Лиге Наций. Было бы хорошо, добавил Потемкин, если бы Сенат сразу одобрил ратификацию, даже без дебатов, чтобы сгладить «тяжелое впечатление», которое произвели в Москве постоянные нападки правой оппозиции и прессы. Фланден поблагодарил Потемкина и СССР за поддержку и сказал, что по плану ратификацию должны рассмотреть в Сенате 12 марта. Дебаты и голосование пройдут в один день и как раз успеют произвести нужное впечатление в Женеве. Голосование без дебатов будет выглядеть не очень хорошо. Тем более в нем нет необходимости, так как подавляющее большинство проголосует за ратификацию. Те, кто был «против», сейчас будут «за». «Не беда, если даже против пакта выскажутся один-двое наиболее “экзальтированных” сенаторов, — сказал Фланден. — Тем очевиднее будет слабость оппозиции, и тем яснее обнаружится, что все серьезные представители нации в Сенате сознают необходимость франко-советского пакта как гарантии мира и безопасности в Европе».

Потемкин спросил о вероятной позиции Британии. Интересен ответ Фландена. «Фланден заявил, что вчера настроение в Лондоне было несколько колеблющимся. Сегодня, как сообщает Корбен, положение как будто улучшается. По-видимому, Иден склонен поддержать французскую точку зрения. Во всяком случае, нужно подождать его сегодняшнего выступления в Палате общин. Еще важнее — проявить в Женеве должную твердость и солидарность. Англия едва ли решится возражать против санкций, долженствующих быть примененными к нарушителю договоров, если за такое решение выскажутся Франция, СССР, Малая Антанта и другие государства» [1267] . По факту Иден готовился сдаться и надеялся на будущие переговоры с Гитлером. Его речь в тот день в Палате общин разочаровала Фландена. Он говорил обиняками и всячески уклонялся от ответа. Таким образом, надежды Фландена символизировали последние вздохи независимой французской внешней политики.

1267

Беседа с П. Фланденом. Выдержка из дневника В. П. Потемкина. [9 марта]. 12 марта 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 123. Д. 120. Л. 109–113.

Состоялось несколько встреч. Первая прошла в Париже, и в ней приняли участие государства Восточного пакта без Германии. Затем прошла встреча в Лондоне. В ней снова приняли участие те же страны, а затем началось заседание Совета Лиги Наций. Литвинов первый раз встретился с Фланденом в Лондоне 13 марта. Фланден не мог ему сообщить ничего хорошего. Великобритания не могла согласиться с санкциями, так как они неизбежно привели бы к войне, а англичане не будут к ней готовы раньше, чем через три года. Более того, Фланден узнал, что британское правительство, не поставив в известность Францию, попросило Германию вести себя сдержанно в Рейнской области [1268] . Скорее всего, эта информация огорчила СССР.

1268

М. М. Литвинов — в НКИД. 13 марта 1936 г. // ДВП. Т. XIX. С. 137–138.

Однако были и хорошие новости. 12 марта Сенат ратифицировал пакт о взаимопомощи: 231 голос «за» и 52 — «против». Дебаты были короткими и беззубыми, а голосование представляло собой разрядку напряженности. Поль-Бонкур и Фланден, видимо, дали понять, что стоит избежать той полемики, которая имела место в Палате депутатов. Сложно было проголосовать против пакта после удара, который нанес Гитлер, однако 52 человека именно так и поступили.

Комическая опера