Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
По мнению Потемкина, Мандель четко описал внутреннюю ситуацию. «По его мнению, никто не решится предстать перед избирателями как сторонник войны и защитник непримиримых позиций в отношении Германии, Англии и всех колеблющихся стран. Выборы должны пройти под знаком пацифизма. При таких условиях правительству волей-неволей приходится избегать обострения конфликта, выгадывать время, выжидать результата выборов и, с другой стороны, постепенного созревания международного общественного мнения под воздействием дальнейших ударов гитлеровского кулака» [1292] . Это было мнение одного из самых жестких французских политиков в этом блоке. Сталин бы его понял, и именно поэтому Потемкин так старательно передавал его взгляды в Москву. Но Мандель был евреем и посторонним человеком. Сможет ли он навязать свою волю коллегам? Получится ли после весенних выборов собрать сильное правительство? Скоро мы об этом узнаем.
1292
В. П. Потемкин — Н. Н. Крестинскому. 26 марта 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 123. Д. 120. Л. 139–149, опубл.: ДВП. Т. XIX.
Покойный Дюрозель называл Рейнский кризис «неутешительным событием». Однако это даже близко не описывает того, насколько разрушительным он оказался. Франция утратила свой престиж в Европе. Британцы стали относиться к ней без уважения, как к своему клеврету, который должен следовать британскому курсу. Никто не считал Францию сильным союзником в борьбе с нацистской Германией. Для маленьких европейских стран вроде Румынии это означало, что нужно постараться изо всех сил заключить соглашение с Гитлером. В Москве кризис вызвал шквал злости и цинизма. Имело ли смысл защищать франко-советский пакт? На тот момент ответ положительный, но только потому, что не было другого выхода. Литвинов продолжал выступать за взаимопомощь и совместную безопасность, однако советской политике были нанесены сильные, а по факту смертельные удары. Дальше будет хуже.
ЭПИЛОГ
Хотя это и стало понятно не сразу, весной 1936 года попытки СССР заключить пакт о взаимопомощи для защиты от нацистской Германии окончились полным провалом. В этом точно не было намерения Сталина. Когда Гитлер пришел к власти в январе 1933 года, он нарушил планы советской внешней политики в Европе. В 1933 году сначала Литвинов и Крестинский в НКИД, а затем Сталин и его «тройка» в Политбюро осознали, что Рапалло пришел конец. Читатели, возможно, удивятся, но поначалу были сожаления о том, что невозможно сохранить «старую политику», а потом было решено изменить советские внешнеполитические ориентиры. Первыми внимание Москвы привлекли Франция и Польша. Франция была очевидным вариантом, так как являлась союзником России в Первой мировой войне. А Польша была связана с Францией договорными обязательствами. Чтобы покорить Францию, необходимо было покорить Польшу. Однако эта страна разочаровала СССР, о чем будет еще рассказано позднее. Во Франции же Германия воспринималась как угроза европейскому миру и безопасности, и примерно те же опасения были и у Москвы. Сдвиг во французской политике произошел в 1932 году еще до того, как Гитлер стал канцлером. Во время правления Эррио был заключен пакт о ненападении, а затем Поль-Бонкур и Барту укрепили поворот во французской политике, несмотря на сопротивление МИД.
В 1933 году по мере франко-советского сближения открылись новые возможности в отношениях с Соединенными Штатами. Президентом стал Франклин Рузвельт, и он изменил курс американской политики. Литвинов в Вашингтоне подписал соглашение о признании СССР, с одной стороны, а с другой — «джентльменское соглашение» об урегулировании старых долгов в обмен на долгосрочный кредит. Это казалось огромным достижением советской дипломатии. Двумя месяцами ранее, в сентябре 1933 года, СССР подписал пакт о дружбе и ненападении с Римом. Понятно, почему в декабре 1933 года произошел официальный поворот советского курса в сторону коллективной безопасности. Это был тот момент, когда все элементы новой политики должны были встать на свои места.
Едва достигнув апогея, советская политика начала разрушаться. Весной и летом 1934 года попытка урегулировать отношения с США провалилась. Позднее, в том же году, после смерти Барту во Франции тоже все пошло наперекосяк. Новый министр иностранных дел Лаваль положил конец политике Эррио, Поль-Бонкура и Барту, задушил франко-советское сближение и выхолостил окончательную версию франко-советского пакта так, что от него осталась лишь оболочка. На Лаваля давила не только советская сторона, но и Чехословакия с Румынией, в особенности Бенеш, Титулеску и некоторые из французских коллег, поэтому он не мог открыто порвать с Москвой. Ему приходилось маневрировать, чтобы обхитрить оппозицию, хотя он с поразительной откровенностью признался Потемкину, что для Франции предпочтительнее сделка с нацистской Германией, чем союз с СССР. Лаваль приезжал в Москву на встречу со Сталиным в мае 1935 года. Он предложил переговоры на уровне штабов, чтобы укрепить пакт, который он же и уничтожил. Перед встречей со Сталиным Лаваль заезжал в Варшаву к Беку и заверил того, что он против «русофильского флера» во французской политике. Лаваль вел себя двулично. Он обещал Москве как можно быстрее ратифицировать пакт, а сам откладывал эту процедуру, так как надеялся заключить какое-нибудь соглашение с Германией или хотя бы продвинуться на пути к нему. Пакт все еще не был ратифицирован, когда в январе 1936 года Лаваль лишился власти. Его правительство сменил кабинет Сарро, который смог добиться ратификации пакта в Национальном собрании, хотя и не на лучших условиях. Франко-советские отношения тянулись еще какое-то время, но Лавалю удалось свести к минимуму размах франко-советского сближения. Получается, что у Литвинова остались только такие великие державы, как Италия и Великобритания, из тех, кого можно было привлечь в антигерманский союз. Италия была ненадежным вариантом, так как ею управлял эксцентричный Муссолини, а отношения с СССР окончательно испортились из-за итальянских амбиций в Африке и войны в Абиссинии. Италия постепенно отошла в сторону от взаимопомощи для борьбы с нацистской Германией. Последней надеждой была Великобритания. Дело «Метро-Виккерс» временно затормозило развитие англо-советских отношений, но уже летом 1933 года Литвинов понял, что необходимо привлечь англичан к советским планам, связанным с коллективной безопасностью. Через год, летом 1934 года, Майский и Ванситтарт смогли добиться хрупкого сближения, так как советско-американские отношения затормозились, а за несколько месяцев до этого то же самое произошло с отношениями с Францией после смерти Барту и появлением во французском МИД Лаваля. Советский посол в Лондоне и аристократ из британского МИД организовали поездку Идена в Москву, и это был пик англо-советских отношений в 1930-х годах. Этот визит был подобен падающей звезде, озарившей небо и быстро погасшей. Сторонником англо-советского сближения
А что удивительного? Можно ли отмыть черного пса добела? Литвинов и Сталин полагали, что да.
Худшее было впереди. В декабре 1935 года Лаваль и новый министр иностранных дел Хор были пойманы на попытке заключить грязную сделку по поводу Абиссинии. Дело было нечисто, но даже Литвинов пошел бы на подобное, если бы удалось все провернуть тихо и с согласия Абиссинии. Целью было удержать Италию на своей стороне в борьбе с нацистской Германией. Однако случилось прямо противоположное. Муссолини бросился прямо в гостеприимные объятия фюрера, а французы и британцы принялись обвинять друг друга. Ванситтарт утратил свое влияние в британском МИД в самый неподходящий момент. Хору пришлось уйти в отставку, что не было большой потерей. Но на его место пришел никто иной, как Иден, что в свою очередь не стало большим приобретением. Тем не менее он оставался надеждой Майского и Литвинова. Майский полагал, что Иден на его стороне. Полпред ошибался. В феврале 1936 года этот вздорный молодой человек, восходящая звезда Консервативной партии, затормозил англо-советское сближение. В 1930-е годы отношения между Лондоном и Москвой так и не пришли в норму.
По поводу Польши… что тут скажешь? Она подписала пакт о ненападении с нацистской Германией в январе 1934 года, отказавшись от советских предложений о сближении. Министр иностранных дел Бек полагал, что Польша сможет всех перехитрить и купить себе десяток безопасных лет. Бек никого не слушал. Литвинов пытался предупредить его о том, что польская политика — безумие, но министр отказался его слышать. Остальные видели более ясную картину: дипломаты по всей Европе говорили, что Польша выбрала себе опасную компанию. Румыны, чехословаки и французы пришли к тем же выводам. Бенеш, Титулеску, Мендрас, Литвинов, Стомоняков, Потемкин и Сталин полагали, что Польша идет на смертельный риск. Польша сговорилась с нацистской Германией, а Бек стал «лакеем» Гитлера. Заискивать перед Берлином было бесполезно, поскольку, если Гитлер решил бы реализовать свои территориальные претензии к польскому правительству, неизбежным результатом стал бы «четвертый раздел» Польши. Тут к гадалке не ходи — и так понятно, что Польша обречена. Эта судьба была ей уготована задолго до 1939 года. Когда Бек слышал такие комментарии, он криво улыбался: поляки, мол, лучше знают свои интересы. Вообще-то нет. Пока что польское правительство саботировало советскую коллективную безопасность и взаимопомощь, в особенности в Бухаресте (охотясь за Титулеску), а также в Берлине, Лондоне и Париже. Везде, где могли, поляки вставляли СССР палки в колеса.
Одним светлым пятном стала отставка Лаваля в начале 1936 года — еще одна одинокая падающая звезда, быстро сгоревшая в суматохе дебатов во французской Палате депутатов о ратификации франко-советского пакта. Ратификация пакта стала пирровой победой. Одобрение документа-пустышки привлекало все больше и больше сторонников внутренней оппозиции. Можно подумать, Франция могла бы обойтись без своего самого могущественного европейского союзника. Какая трагедия! Так распалась советская система коллективной безопасности и взаимопомощи. США вышли из игры, так же как и Италия и Великобритания. Франция держалась, но искала уважительный повод, чтобы уйти (в случае с Лавалем не такой уж и уважительный).
А потом для всех начались страшные потрясения. Не прошло и трех месяцев от 1936 года, как вермахт вошел в демилитаризованную Рейнскую область и устроился там как у себя дома. Франция и Великобритания даже не попытались вышвырнуть немцев. Для бездействия было много причин. Британцы не были готовы к войне. Французы боялись, а начальник штаба генерал Гамелен подсчитывал каждого немецкого солдата два или три раза, чтобы оправдать бездействие численностью вермахта. Франция, вероятно, и решилась бы что-то предпринять, но только вслед за англичанами, а те под руководством Идена предпочитали не воевать с вермахтом, а грезить о соглашении с Гитлером. Таким образом, верховное командование Германии смогло спокойно укрепить рейнскую границу с Францией, ликвидировав потенциальный плацдарм, откуда французская армия могла бы прийти на помощь своим союзникам в Центральной и Восточной Европе. Не стоит думать, что эта капитуляция прошла незаметно для Праги, Бухареста, Белграда и Варшавы, но британские и французские правящие элиты (за исключением Манделя), кажется, не понимали, насколько неприятно они выглядят в глазах этих стран. Францию больше нельзя было считать сильным и надежным союзником. Она капитулировала и легла к ногам англичан, отдав внешнюю политику им на откуп. Во Франции были сильные лидеры, такие, как Пери слева или Мандель справа. Не все французы были готовы сдаться. Но они не могли раскачать правящие элиты, по крайней мере эти двое: коммунист и еврей, противостоявшие орде французских «пацифистов». Этим зрелищем наслаждались в Берлине, но в других столицах его находили душераздирающим. Литвинов, прийдя в ужас, попытался придумать наилучшую возможную трактовку этих событий, которые шли вразрез с интересами СССР. С учетом советского восприятия нацистской угрозы европейскому миру и безопасности, какой ему или Сталину еще оставался выбор?
Подумать только! Советская сторона наивно пыталась заставить западные страны возродить Антанту времен Первой мировой войны против еще кайзеровской Германии. Советские лидеры отказались от марксизма? Вовсе нет, просто они видели в Гитлере угрозу миру и безопасности в Европе. В «Майн кампф» Гитлер кратко изложил свой план установления господства во всей Европе. СССР пытался объяснить, что либо следует объединиться против этой угрозы, либо придется принять немецкую «Срединную Европу». Однако советские призывы остались без внимания. Европейские элиты не верили тому, что видели собственными глазами или о чем читали в «Майн кампф». Потенциальные участники антинацистской коалиции откололись один за другим.