Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Джабара Карлей Майкл

Первая встреча Саймона и Литвинова состоялась 26 июня. Литвинов попытался сделать предложение, но Саймон, само собой, ему отказал. Или стороны одновременно идут на уступки, или сделки не будет, а эмбарго продлят дальше. На этом они остановились. Литвинов попросил дать ему время на раздумье, а затем он сам скажет, когда назначить следующую встречу. Нарком сразу же написал в Москву и попросил дать ему указания. Вряд ли британцы согласятся вначале снять эмбарго, и вряд ли Саймон сделает еще какие-то предложения. Поэтому Литвинов считал, что нужно согласиться на вариант Саймона, то есть одновременно пойти на уступки: снять эмбарго и отменить советские контрмеры и в тот же день смягчить наказание двум инженерам «Метро-Виккерс». Единственная особенность была в том, что вначале отменят эмбарго и контрмеры, а потом в течение того же дня смягчат наказание. Ответ из Москвы пришел быстро: «…в качестве крайней и последней уступки». Сталин согласился с рекомендациями Литвинова [259] . На той неделе Саймон и нарком встречались еще три раза, и один раз британский министр встретился с Майским, чтобы обсудить детали и убедиться, что каждая сторона с уважением отнесется к взятым на себя обязательствам [260] .

Таким образом на выходных удалось достигнуть договоренностей, и вечером 1 июля арестованных освободили. Через два дня они пересекли границу с Польшей.

259

Simon to Strang. No. 381. 26 June 1933. N4842/5/38, TNA FO 371 17241; М. М. Литвинов — в НКИД (для И. В. Сталина и В. М. Молотова). 26 июня 1933 г. // ДВП. Т. XVI. С. 366–368; Н. Н. Крестинский — М. М. Литвинову. 27 июня 1933 г. // Там же. С. 372–373.

260

Simon to Strang. Nos. 382, 387, 388. 28, 30 June & 1 July 1933. N4842/4930/4931/ 5/38, TNA 371 17241.

Английский аристократ и большевик польского происхождения наконец смогли достаточно доверять друг другу, чтобы достигнуть договоренностей, а также реализовать их без сучка и задоринки. Что изменилось и заставило стороны так быстро договориться и закончить конфликт? С британской стороны бизнес давил на правительство и требовал найти такое решение, чтобы не останавливать торговлю с СССР. МИД был не единственной заинтересованной стороной. Министерство торговли и Ренсимен также искали решение. О том, насколько сильное было лобби со стороны бизнеса, стало известно из разговора, о котором сообщил Майский. В нем участвовал торгпред Александр Владимирович Озерский и Ф. Х. Никсон из Департамента гарантирования экспортных кредитов. Никсон, видимо, под влиянием алкоголя, стал рассказывать про «Метро-Виккерс», сообщив, что «во время конфликта и в особенности после [введения. — М. К.] эмбарго МИД все время пытался разорвать дипломатические отношения с СССР».

«Он встречал, однако, сильное сопротивление со стороны Министерства торговли, а также некоторых других членов правительства. Кроме того, для британского кабинета было крайне неудобно разрывать отношения с СССР как раз накануне созыва всемирной экономической конференции. Когда последняя собралась, Министерство торговли стало настаивать на необходимости использования пребывания т[оварища] Литвинова в Лондоне для ликвидации конфликта. Форин-офис отчаянно сопротивлялся. Тогда Колвилл (глава Департамента заморской торговли) в весьма решительной форме поставил вопрос о снятии эмбарго перед Ренсименом (министр торговли). Ренсимен поддержал Колвилла. Вместе они отправились к Макдональду и устроили ему грандиозный скандал. Макдональд вызвал к себе Саймона и предложил ему начать переговоры с т[оварищем] Литвиновым».

По словам Никсона, только тогда Саймон наконец пригласил Литвинова в МИД и предложил обсудить разрешение конфликта в присутствии Колвилла, который будет играть роль политического комиссара и проследит за тем, чтобы все шло как надо. Майский был уверен, что эта информация соответствует действительности, так как она совпадала с тем, что ему удалось выяснить во время кризиса [261] . Читателям нужно сказать спасибо Никсону, который разболтался под воздействием алкоголя, а также Майскому, который это все записал.

261

И. М. Майский — Н. Н. Крестинскому. 24 мая 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 97. Д. 18. Л. 105–109.

Что касается СССР, то Литвинова очевидно беспокоила угроза, надвигавшаяся со стороны нацистов. Он говорил об этом в своих письмах Крестинскому и Сталину. «С Германией, очевидно, ладить не удастся, — писал Литвинов Крестинскому. — Надо поэтому искать опору, где только возможно». А это означало, что нужно было уладить дело «Метро-Виккерс», которое, с точки зрения наркома, никогда не стоило серьезной ссоры. В письме Сталину Литвинов упомянул так называемый меморандум Альфреда Гугенберга, в котором говорилось о расширении Германии на восток, и рекомендовал укрепить связи с Францией [262] . Британский МИД уловил изменения в советской политике. Их трудно было не заметить. Журналист Карл Радек опубликовал статьи, которые привлекли внимание МИД Великобритании [263] . Штейгер, таинственный советский информатор в Москве, упомянул в разговоре со Стрэнгом речь Гугенберга в Лондоне и сказал, что «она определенно дала импульс в пользу урегулирования» конфликта «Метро-Виккерс». «Кажется, все свидетельствует о том, — писал Кольер, — что советское правительство настолько занято угрозой, исходящей от Гитлера, что не будет ссориться ни с кем больше, пока она не исчезнет». Хотя Литвинов не мог сообщить об этом в своих депешах из Лондона, Штейгер намекнул: «В рядах части стоящих у власти сил наблюдается заметное желание установить спокойные и стабильные отношения с… [Великобританией. — М. К.]» [264] . Чиновникам МИД не приходило в голову (во всяком случае в рамках дела «Метро-Виккерс»), что Великобритании тоже следовало бы «заняться», как писал Кольер, «угрозой, исходящей от Гитлера».

262

М. М. Литвинов — Н. Н. Крестинскому. 24 июня 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 20. Л. 6–8; М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 24 июня 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 91. Д. 20. Л. 6-13. Копии были переданы В. М. Молотову, Н. Н. Крестинскому.

263

Strang. No. 287. 23 May 1933; Collier’s minute. 31 May 1933. N4046/748/38, TNA FO 371 17261.

264

Strang to Simon. No. 410, confidential. 25 July 1933; Collier’s minute. 26 July 1933. N5526/1610/38, TNA FO 371 17273.

Тем

не менее британский МИД, несомненно, был заинтересован в урегулировании англо-советских отношений. Когда после освобождения арестованных Кольер попытался снова устроить противостояние, никто его не поддержал. «Я твердо уверен, — писал Олифант, — что нам следует потушить догорающие угли и не превращать их снова в пламя». Когда Кольер спросил про гранки третьей Белой книги, Олифант и Ванситтарт выступили против публикации. По словам Олифанта, это было все равно, что «сыпать песок в оборудование». Ванситтарт считал, что оставшиеся два инженера «Метро-Виккерс» больше не заслуживают их внимания. «Эти люди могут нам поведать только о своем эгоизме и трусости. Они были невиновны, но на них едва надавили, и они тут же сдались, спасая (как они думали) свою шкуру и не подумав о товарищах. Я был удивлен, когда узнал, насколько небольшим было давление, — я полагал, что оно будет намного больше. Мы поступили правильно и добились значительного успеха, но мы сделали это ради никчемных людей, и я не считаю, что нам нужно дальше затягивать это дело, которое достигло кульминации, когда они уехали из России» [265] . Пришло время двигаться дальше, хотя бы к тому, что маячило на горизонте.

265

Vansittart’s minute. 8 July 1933. N5356/1610/38, TNA FO 371 17273.

Дело «Метро-Виккерс» представляет собой хороший пример того, как урегулировались ссоры СССР с Западом. Также оно показывает, что решения внутри советского руководства относительно отношений с другими странами не всегда принимались без участия НКИД. Ситуация становилась опасной, и в Москве наконец осознали нацистскую угрозу и необходимость искать союзников на Западе. В июне Литвинов точно распознал ее и предупредил Сталина. Необходимо было наладить правильные отношения с Великобританией, и два британских инженера не стоили того, чтобы поднимать из-за них такой шум, с учетом растущей нестабильности в Европе. В результате из-за дела «Метро-Виккерс» СССР был вынужден на год приостановить попытки добиться сближения с Великобританией. Теперь всем нужно было остыть, а советской дипломатии — обратить внимание на другие страны.

ГЛАВА IV

РАПАЛЛО ИЛИ НЕТ? СОВЕТСКИЕ ОТНОШЕНИЯ С ГЕРМАНИЕЙ И ПОЛЬШЕЙ

1933 ГОД

В Германии быстрыми темпами шли политические изменения. В 1932 году правительства в Берлине менялись почти так же часто, как в Париже. Все прекратилось в январе 1933 года. Канцлером стал Адольф Гитлер, и он сразу начал устанавливать нацистский диктаторский режим, запретив вначале Коммунистическую, а потом Социалистическую партии. Гитлер не скрывал своих намерений. В 1925 году он опубликовал книгу, которая называлась «Майн кампф». Это был его план немецкого доминирования в Европе и территориального расширения на восток до Уральских гор. Книга не раз привлекала внимание Литвинова и его коллег по НКИД.

Могла ли нацистская Германия сохранитьРапалльский договор?

В середине 1933 года советский полпред в Риме Владимир Петрович Потемкин сказал своему немецкому коллеге, что воинственные высказывания нацистских лидеров ставят под сомнение будущее советско-германских отношений [266] . В конце февраля 1933 года, чуть меньше чем через месяц после того, как Гитлер стал канцлером, замнаркома Крестинский встретился с немецким послом Гербертом фон Дирксеном. Посол неплохо ладил с советскими коллегами.

266

Беседа В. П. Потемкина с германским послом У. фон Хасселем от 14 февраля

1933 г. 3 марта 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 90. Д. 11. Л. 143–145.

По его словам, немецкая политика по отношению к СССР останется неизменной. Может продолжаться внутренняя борьба правительства Германии с коммунизмом, но в то же время будут сохраняться хорошие отношения с СССР. «Мы не хотим проводить и не проводим никакого изменения нашей политики по отношению к Германии, — ответил Крестинский в ходе долгого разговора, — но у нас не могли не вызвать беспокойство сообщения о тех предложениях, которые бывший рейхсканцлер и нынешний вице-канцлер фон Папен делал французскому правительству». В текущих обстоятельствах недостаточно дружелюбных заявлений, сделанных представителями немецкого правительства советским дипломатам с глазу на глаз. О них не знает общественность, и ничто не помешает утверждать параллельно противоположное. Дирксен попытался его переубедить [267] . Через два дня у Литвинова состоялся похожий разговор с министром иностранных дел Германии Константином фон Нейратом. Тот повторил уже знакомые слова: изменения в правительстве не означают политические изменения отношений с СССР [268] . Однако слов было недостаточно, чтобы успокоить советское правительство, часто отвечал нарком своим немецким коллегам. Важны действия. «Не знаю, — писал Литвинов Потемкину, — известны ли широко за границей многочисленные случаи недружелюбных и оскорбительных актов со стороны новых германских властей в отношении советских граждан и учреждений» [269] . Забавно, что в 1927 году Литвинов и Дирксен, не сговариваясь, решили, что Рапалло не продлится вечно. Это всего лишь вопрос времени и интересов [270] .

267

Встреча с германским послом Г. фон Дирксеном. Выдержка из дневника Н. Н. Крестинского. 27 февраля 1933 г. // АФПРФ. Ф. 082. Оп. 16. П. 71. Д. 1. Л. 45–41.

268

Беседы с К. фон Нейратом. Выдержка из дневника М. М. Литвинова. 1 марта 1933 г. // АВПРФ. Ф. 082. Оп. 16. П. 71. Д. 1. Л. 57–53.

269

М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 15 марта 1933 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 13. П. 90. Д. 15. Л. 1–5.

270

Carley M. J. Silent Conflict. P. 253–254, 277.