Родишь мне сына

Яблонская Альбина

Хотя мне нечего было доказывать. Преданность Марлы была неоспорима. Я готова была поклясться, что она не предаст.

— МАРЛА НЕ ТУПАЯ!

Моя собака вырвалась из рук и укусила Марата. По крайней мере, мне так показалось. Потому что она дернулась, а он закричал и после этого уже не слушал моих просьб.

— Ты даже не представляешь, сколько я застрелил таких шавок за свою жизнь...

— Не говори так! — Марла рычала у меня из-под рук. Я пыталась ее утихомирить, но сделать это на фоне озлобленного мужчины было тяжело.

Он что-то делал. Я слышала, как Марат что-то взял со стола. — Что ты задумал?!

Он сделал нечто такое, что заставило вздрогнуть меня до мурашек...

— Я знаю этих доберманов... — его слова перемешивались с лязгом металла. И я знала, что это за лязг. Я отлично помнила, что за предмет издавал подобный звук.

— Марат, прошу тебя.

Но он меня не слушал. Просто вынул магазин из пистолета и опять его защелкнул, чтобы точно знать — в обойме есть патроны.

— Их берут только ради понтов тупорылые мажоры, — говорил он, снимая рубашку. Был нетерпим и стаскивал ее, срывая пуговицы с треском ниток.

— Пожалуйста, скажи мне правду, — пропищала я от страха. Пока Марла защищала меня и преданно лизала руки. — Что ты задумал?!

Марат снял рубашку и приблизился к нам на расстояние руки. Очень опасная дистанция, если он не хочет ее спровоцировать. Ведь если Марла сорвется и попробует опять напасть...

— Есть только одна нормальная собака, — говорил со мною тот, кто знает о войне не понаслышке. — Это немецкая овчарка... Ну еще восточно-европейская овчарка. Все... — подытожил он и заставил Марлу зарычать в преддверии броска. — Остальное — понты и ворох врожденных болезней. А у доберманов, — говорил Марат под истерический лай, — так вообще сносит крышу. Я знаю массу историй о том, как чертовы доберманы сходили с ума и загрызали собственных хозяев.

— Перестань! — кричала я сквозь слезы. Я прекрасно понимала, к чему он ведет. И это меня безумно пугало.

— Она просто всадит зубы тебе в горло и загрызет тебя однажды ночью.

— Хватит! — закрыла я уши ладонями. — Хватит, перестань! Это неправда! Ты совсем ее не знаешь!

Но он просто сказал мне:

— Ненавижу доберманов.

И отнял у меня Марлу.

— НЕТ! — истерила я вдогонку, а моя собака оказалась жертвой собственного долга. — ОНА НЕ ВИНОВАТА! МАРЛА НЕ ХОТЕЛА! УМОЛЯЮ!

Он набросил ей на морду рубашку, чтобы не кусалась. Будто мешок на голову смертнику — тому, кого вот-вот должны были вздернуть на виселице. Или расстрелять на улице.

Марат волок ее из дома, а я плелась за ним в надежде что-то изменить.

— С меня довольно! — гаркнул он, едва перекрыв скулеж моей родной собаки. — Умолкни, сука!

— Нет, умоляю! Пожалей ее! Прошу! Пожалуйста!

— В моем доме не будет животных!

— Но Марла не животное, а друг!

Он был настроен очень серьезно. Хотел пристрелить мою Марлу... А ведь она меня нашла. Сама. В одиночку. Просто по запаху. Я себе даже не представляю,

как она это сделала.

А теперь он ее убьет. Просто потому, что он так хочет. Потому что может. У кого в руках пистолет, тот и решает, кому остаться в доме.

Черт! Я просто должна что-то сделать! Я обязана ее спасти!

— Я ее ни за что не оставлю! — сказал Марат и передернул затвор. — Грязным собакам тут не место!

— Но я умоляю тебя! Пожалуйста!

— В мире нет ничего такого, что бы заставило меня передумать, Лена! Если ты решила, что меня разжалобит история вашей дружбы, то ты не по адресу, детка... Я сейчас просто всажу в ее тупую башку десять грамм свинца. А если она все равно не сдохнет — то всажу еще. Единственное, чего мне не жалко для Марлы — это патронов.

— Нет!

— Лучше отойди и закрой уши, — предупредил меня Марат и сказал: — На счет три... Один... — Это был отсчет перед кошмаром. Она меня только нашла, и вот мы снова прощаемся. Только это навсегда. — Два... — Он не оставил мне вариантов и был готов нажать на спусковой крючок.

— Не надо! — щупала я холодную сталь пистолета. Его дуло упиралось в смятую рубашку. А под ней — скулящая Марла.

А ведь еще мгновенье — и он выстрелит. Обязательно выстрелит. Такие люди не блефуют.

— Лена, убрала руки!

Но я держала пистолет за ствол — пыталась как-то помешать этой ужасной казни. Ведь она ни в чем не виновата. Разве можно просто взять и застрелить животное? Кем надо быть, чтобы такое сделать?

— Ну что я могу сделать?! — ревела я навзрыд. — ЧТО?! СКАЖИ!

Он просто молчал и не думал изменять своим принципам. А я понимала, что это все. Он уничтожит все, что у меня осталось. Ведь после этого мне уже не жить нормально. Я вообще от нормальности как от Луны. И Марла была тоненькой соломинкой, которая вела меня во внешний мир.

Порой неуклюже. Порой слишком быстро. Порой мы гнались за котами. И обе бросались на велосипеды.

Я помню, как мы познакомились. Она была игрива и гоняла возле дома как ужаленная. Но стоило мне лишь позвать ее по имени — и все, поводырь был на законном месте. Надеваю поводок. И выходим в свет... Вернее, так звучит. Ведь света я не видела. А вот верную подругу отыскала. И сейчас она умрет.

— Три, — сказал Марат.

Но я в последнюю секунду выкрикнула:

— Хорошо, я согласна!

Он замер и не сделал этого.

— На что ты согласна? — задал он вопрос, по-прежнему вжимая пистолет в рубашку. — Я не слышу...

Я понимала, что делаю ошибку. Но ставки были слишком высоки. Мне пришлось пойти на уступки.

— Я буду спать с тобой в одной постели.

Сказав это, я почувствовала облегчение. Марла высунула язык через маленькую дырочку в ткани и стала лизать мои пальцы. Она так словно благодарила за спасение. Я отдала за ее жизнь единственное, чем могла поторговаться. Свою девственность.