Родишь мне сына

Яблонская Альбина

Я внезапно осознал, что это мне в Лене и нравится больше всего — она не видит меня настоящим. Я могу себя показать таким, как мне захочется. Решу сыграть доброго и обходительного — легко. Захочу скрыть свои шрамы — нет проблем. Да, это был обман. Но зато с ней я мог сделать то, что мне недоступно со всеми остальными. Могу стать для Лены кем угодно. Для нее я пока что чистый лист. А то, что уже было подпорчено, мы просто сгладим ужином. Хорошим и вкусным. Это ведь любят все бабы. Особенно те, которые нормально не ели уже несколько

дней.

— Прошу за стол, — пригласил я свою гостью, приодевшись по случаю.

Знаю, она это не видит, но на мне была свежая белая рубашка. Выглаженная. Манжеты и воротник накрахмалены. Долго не мог решить, что надеть — галстук или бабочку... Но галстуков нормального праздничного цвета у меня нет, а бабочка — я это уебище только к фраку надевал. Однажды. Очень давно.

В итоге выбрал самый простой вариант: белая рубаха, пара пуговиц сверху расстегнуты. Хотел сперва брюки, но вариант со светлыми джинсами тоже ничего. Тем более (я это себе постоянно повторял) — Лена ведь этого всего не видит. Я мог выйти к ней в одних трусах. Или даже без них, просто в халате, как в прошлый раз. Но... мне не хотелось становиться на те же грабли. Хотелось некого прогресса в наших отношениях.

И когда я вышел к столу, то увидел, как она хороша. Своей простотой и аккуратностью.

Ноль грамм косметики. Волосы — просто темные, расчесаны обычной расческой. Лена надела платье. Я сказал ей, что она может взять все, что ей понравится. Не знаю, как это вышло, но она выбрала просто идеальный наряд. Он был... мы как-то купили его вместе с Валей. На шопинге за границей. Но ей он не понравился — я настоял.

Такой необычный зеленоватый цвет. Даже не зеленоватый... Не знаю, не разбираюсь в этом. Но правда нравится.

— Ты очень... — сглотнул я слюну то ли от ароматов пищи, то ли от ее голых плеч. — Ты очень красива сегодня.

Ее бледные щеки стали бесстыже розоветь.

— Спасибо, — почти шепнула Лена, опустив глаза даже ниже обычного.

— Что-то не так? Я что-то не то сказал?

— Нет, просто... — нервно дергались углы ее губ. — Просто мне обычно не говорят такого. Я ведь, знаешь... даже не могу...

— Тебе очень идет. Это платье — оно... Ты не подумай, оно новое. Вообще неношеное. Там бирка была...

— Опиши мне его цвет.

Она сказала это, и я будто выпал в осадок. Цвет? Описать ей цвет платья?

Черт, как же все это странно.

— Ну... оно зеленое.

— Зеленое?

— Да, — кивал я, понимая, что просто филоню. Оно ведь никакое, нахер, не зеленое. Оно "зеленоватое". — Зеленое. Определенно.

— А какой оттенок? Я помню цвета, мне просто... — смущалась Лена, — просто надо, чтобы ты сказал мне это — я представлю.

— Представишь цвет?

Я осознавал, как это важно для нее. Какая большая ответственность легла на мои неотесанные плечи.

Твою ж мать.

— Да. Представлю цвет.

Какое оно на вид? Как бы ты его описал? Мое платье...

— Ну, оно... Э... Скорее бирюзовое, чем просто зеленое.

Я немного нервно выдохнул, смотря на девичий румянец. Ведь понимал, как она хочет услышать от меня что-то интересное. Мне хотелось передать Лене то, насколько мне нравился ее вид в тот вечер.

— А бирюзовое — значит ближе к голубому или к изумрудному? — терялась она в догадках. — Может, голубая бирюза?

— Да, — подхватил я вдруг, только запутав ее больше. — То есть...

— Что "да"? — хмурила она свои тонкие брови. Опустив глаза куда-то в стол. Лена ждала от меня романтики. Ну или мне так показалось тогда.

Я просто сказал себе: "Успокойся, тихо, ты сможешь. Ты не такой твердоголовый, каким кажешься".

— Морская волна, — выдавил я из себя. Преодолев волнение. — Мне кажется, это оттенок морской волны.

И она улыбнулась.

Это было так странно. Так чувственно. Я сказал ей обычные вещи, а она вдруг улыбнулась. Так искренне и мило. Будто услышала шум прибоя. Реально представила звук океана. Звук моря. Только не нашего холодного, а далекого и теплого. Цвета лазури. Как ее глаза.

— Мне нравится, — сказала она тихо. — Спасибо.

Думаю, мы оба ощущали некую неловкость.

Я дал собаке костей, которые специально привез курьер из ресторана. Но бараньи ребра ей, видите ли, не понравились. И она слопала порцию лазаньи, нагло украв ее с кухонного стола. Благо рост волчары позволял. Марла просто дождалась, пока я отвернусь, и схватила еду пастью. Больше я эту лазанью не видел... Хорошо, что я взял полное меню с приличным запасом на завтра.

Лене я об этом не скажу. Вернее, не хотел говорить. Но она вдруг сама об этом спросила.

— Марла? — слышала она звук из-под стола, но не могла понять, что грызет эта скотина. — Ты что, дал ей кости?

— А что, — пожал я плечами, — собакам нельзя кости? Это же собаки... Они созданы для костей. А кости созданы для них.

— Ей нельзя давать кости!

— Да, ладно. Брось. Почему это вдруг?

— Они портят ей зубы и могут повредить желудок! — была раздосадована Лена. Она склонилась к своей паршивке и начала ее ругать: — Так, Марла! А ну отдай мне кость!

— Успокойся, малая. Это не кость.

— Ты уверен?

— Уверен, — качнул я грустно головой и откупорил вино.

— Чем же ты ее покормил?

— Дал ей немного лазаньи.

Пусть она думает, что все было именно так. Я просто очень добр. Особенно к собакам. В своем доме. Которые крадут еду со стола. Да и не только еду.

— Но ведь... — недоумевала Лена. — По звуку совсем не похоже на лазанью. Она грызет что-то твердое, тяжелое, довольно большое и...

— Мужская туфля, — заметил я без доли сожаления. — Сорок пятый размер.