Родная старина
Шрифт:
Митрополит велел принести монашеское одеяние и, помня слова великого князя: «если не дадут меня постричь, то хоть на мертвого положите монашескую одежду – это давнее мое желанье!», стал наскоро совершать обряд пострижения. Василий Иванович уже отходил. 3 декабря 1533 г. в полночь скончался великий князь Василий, в монашестве Варлаам.
Утром на другой день большой кремлевский колокол возвестил всей Москве кончину великого князя. В Архангельском соборе была приготовлена могила для Василия подле отца. Монахи троицкие и иосифовские вынесли из дворца на головах тело инока Варлаама с пением: «Святый Боже!» На площади вопль народный заглушал звон колоколов. Великую княгиню Елену вынесли в санях на себе дети боярские, подле нее или самые именитые бояре и дядя ее князь Михаил Глинский.
Василий III
Московия пятнадцатого–шестнадцатого столетий по рассказам иноземцев
Страна
Со времен Ивана III все чаще и чаще заезжают в русские края иноземцы. Одни из них ехали сюда ради наживы, в расчете на хорошее жалованье, какое платили в Москве «хитрым», т. е. знающим, умелым иностранным мастерам; другие являлись сюда с торговыми целями; третьи знакомились с нашими краями проездом, пробираясь на восток, в богатые закаспийские страны.
Все чаще и чаще появляются в Московии (так обыкновенно иноземцы называли Московское государство) и иностранные посольства.
Наше отечество в те времена так же мало было известно в Западной Европе, как для нас Китай, и потому понятно, что более образованные иноземцы, бывавшие в русских краях, с большим любопытством приглядывались и к стране, и к быту русских, старательно заносили в свои записки все, что казалось им замечательным, чтобы познакомить и своих соотечественников с неведомым краем. В рассказах этих иностранцев мы находим драгоценные сведения о житье-бытье наших предков.
Несколько известий мы находим у итальянских путешественников (Барбаро и Кантарини), которые проезжали через русские земли первый в начале, а второй в конце пятнадцатого столетия, и еще у некоторых писателей, которые хотя сами и не были на Руси, но собирали сведения о ней у русских послов и у людей, побывавших в Московии. Но особенно любопытны записки барона Герберштейна, германского посла. Он два раза при Василии Ивановиче побывал в Московском государстве. В первый раз пробыл около восьми месяцев, во второй около полугода.
Знакомый с двумя славянскими наречиями, он скоро освоился с русским языком и мог говорить с русскими без переводчика. Любознательного и просвещенного Герберштейна очень занимало не только то, что он видел в Московском государстве, но и история его.
Западного европейца Московия поражала прежде всего своим видом, своей природой. Тут не было того разнообразия, как в Западной, особенно гористой части Европы, где попадались на каждом шагу живописные виды, деревушки, красивые каменные города, грозные замки. Бесконечная равнина, поросшая громадными, сплошными лесами, изрезанная множеством рек и речонок, с множеством озер и болот, – вот что представлялось западному путешественнику в нашем отечестве. Можно было целый день проехать, не встретив человеческого жилья. Попадавшиеся на пути деревушки были по большей части очень маленькие: три-четыре избы, столько же крестьянских семей – вот и деревня. Чаще попадались только что зачинающиеся поселки, – из одного жилья, «починки», как их звали, или «займища», т. е. поселок, состоящий часто из одной крестьянской семьи, занявшей себе место под избу где-нибудь в лесной просеке. Можно было несколько дней проехать и не встретить не только города, но сколько-нибудь порядочного села, т. е. деревни с церковью. Да и города русские тогда были совсем неказисты на взгляд западного европейца: те же деревянные постройки, как и в деревнях; земляная и бревенчатая ограда, составляющая собственно город, – все это было очень незатейливо; только церкви, которыми изобиловали наши города, несколько скрашивали их. Но и церкви по большей части были маленькие, деревянные. Только в более значительных городах были каменные ограды, образующие кремли или детинцы. В кремле обыкновенно были каменные, более изящные церкви, соборы; в кремле же устраивались хоромы княжеского наместника. В больших городах, где жили богатые бояре, и в посаде, части города, расположенной подле кремля, богатые посадские люди, купцы, строили иногда более затейливые и просторные жилища.
Карта Московии из книги С. Герберштейна, основанная на материале его поездок в Россию во времена Василия III
Весною, когда таяли снега, разливались реки, все низменные места заливались водой, на каждом шагу являлись болота, которые не высыхали даже и в жаркое лето, особенно в лесных трущобах, непроницаемых для солнечного луча. Сухим путем путешествовать весною или летом было почти невозможно: дорог не было, так что проехать в колымаге или телеге во многих местах было невозможно. Если уж надо было ехать, то удобнее было ехать верхом; но и тут приходилось преодолевать огромные трудности,
Понятно, что мало было охотников разъезжать по Московии и изучать ее, понятно, что и сведения о ней не могли быть точными. Особенно мало знали о Крайнем Севере, и довольствовались разными сказками: рассказывали, например, что на Крайнем Севере живут люди, которые зимою умирают или засыпают, а весною оживают; рассказывали о необыкновенных северных жителях, покрытых шерстью, с собачьими головами, – о людях, которые не говорят, а щебечут по-птичьи и пр. Нетрудно догадаться, как складывались эти сказки: неточные и случайные рассказы о некоторых обычаях жителей Крайнего Севера, например, обычай прятаться от лютых морозов на продолжительное время в своих юртах, заносимых снегом, носить одежду из звериной кожи мехом вверх, рассказы об особенностях языка и проч. порождали эти басни.
Западные послы ездили в Москву обыкновенно двумя путями: один дальнейший, но более удобный, шел через Ливонию на Новгород, в Москву, другой кратчайший – через Смоленск.
Прием послов
Иноземный посол, подъезжая к границам Московского государства, должен был дать знать о себе в ближайший московский город наместнику. Тот разузнавал, великий ли посол, или посланник, или просто гонец едет, велика ли у него свита и пр. Все это узнавалось с тем, чтобы устроить подобающий прием послу. Наместник высылал навстречу ему какого-либо «большого человека» из своих подчиненных со свитой. Этот «большой человек» встречал иноземного посла, стоя со своими приближенными среди дороги, и ни на шаг не сторонился, так что иностранцы должны были сворачивать с пути и объезжать их. Когда посол и высланный ему навстречу русский сановник съезжались на дороге, то происходило объяснение. При этом требовалось, чтобы посол и русский «большой человек» сошли с лошадей или вышли из колымаг. Московский сановник зорко следил за тем, чтобы не сойти с коня прежде иноземного посла и тем не умалить чести своего государя. Затем этот сановник подходил к послу с открытой головой и оповещал его торжественно и многословно о себе, что он послан наместником великого государя проводить посла и спросить, подобру ли, поздорову ли он ехал; после чего протягивал иноземцу руку и расспрашивал его о пути уже от себя. Наконец посол продолжал путь, объехавши русского посланца, а тот издали следовал за ним со своими людьми, и на пути выведывал у людей посла имена, звание и сан всех лиц посольства, а также – кто какой язык понимает. Обо всем этом немедленно давали знать в Москву великому князю. Русские, провожавшие иноземное посольство, зорко следили за тем, чтобы никто из иноземцев не отставал от посла, не входил в сношение с жителями. Всякие припасы доставляли иноземцам эти же люди, приставленные наместником. Подвигались вперед очень медленно: русские пристава употребляли всякие уловки, чтобы замедлить путешествие послов до получения из Москвы указа, как действовать.
Герберштейну пришлось на пути в 12 миль три раза ночевать, притом два раза на снегу под открытым небом. В больших городах наместники обыкновенно чествовали и угощали послов.
По московскому обычаю, иноземное посольство, вступая в московские пределы, избавлялось от всяких расходов: не только съестные припасы доставлялись послу и его свите, но и самая перевозка производилась за счет государевой казны.
По главным дорогам был и устроены так называемые «ямы» (станции); «ямщики» должны были выставлять известное число лошадей и подвод. На пути встречали иностранных гостей посланные из Москвы особенные пристава из именитых людей, которые и сопровождали посольство, заботясь обо всем нужном, а также и присматривая, чтоб иноземцы не входили в сношения с населением.
Близ Москвы посольство, в котором был Герберштейн, встретил старик дьяк, который объявил, что государь навстречу иноземцам высылает «великих» людей. При этом дьяк предупреждал, что при свидании с государевыми людьми иностранным послам следует сойти с коней и стоя слушать государевы речи.
Этот дьяк, знакомый раньше Герберштейну, очень суетился, спешил, видимо устал и весь был в поту. Герберштейн спросил его о причине его усталости.
– Сигизмунд (имя Герберштейна), – отвечал старик, – у нашего государя иначе служат, чем у твоего!