Родная старина

Сиповский В. Д.

Тут было пущено в дело все, чтобы погубить Максима. В чем только не винили его! Между прочим обвиняли в волшебстве, доносили, будто он хвалился, что все знает и что грехов на нем ни единого нет; доносили, что он писал что-то на своих ладонях водкою и, протягивая руки, волхвовал против великого князя и других лиц. Всевозможные придирки были пущены в ход: бывший у Максима писец доносил, что тот приказывал ему вычеркивать некоторые строки в священных книгах, которые он переписывал, и что при этом «на него дрожь великая нападала».

Несмотря на то что Максим сознавал свою правоту, на этот

раз он упал духом, унижался, умолял своих судей о пощаде, падал пред ними три раза на колени. Унижение не помогло: его в оковах отправили в заточение, в тверской Отрочь-монастырь. Несмотря на то что Максим не раз еще умолял, чтобы его отпустили на родину, все было напрасно – он умер, не увидав ее более.

Семейные дела и смерть великого князя

Сильно скорбел Василий Иванович, что у него не было детей. Говорят, что раз он даже заплакал, когда увидел на дереве птичье гнездо с птенцами.

– Кому царствовать после меня на Русской земле? – скорбно спрашивал он у своих ближних. – Братьям моим? Но они со своими делами управиться не могут!..

По совету приближенных он развелся с первой своей супругой, Соломонией Сабуровой, которая была пострижена, как говорят, против ее желания, и, как сказано выше, женился на племяннице известного Михаила Глинского.

Новая супруга великого князя не походила на тогдашних русских женщин: отец ее и особенно дядя, живший в Италии и Германии, были люди образованные, и она также усвоила иноземные понятия и обычаи. Василий Иванович, женившись на ней, как будто стал склоняться к сближению с Западной Европой. В угоду жене он даже сбрил себе бороду. Это, по тогдашним понятиям русских, считалось не только делом непристойным, но даже тяжким грехом; православные считали бороду необходимою принадлежностью благочестивого человека. На иконах, представлявших Страшный суд, по правой стороне Спасителя изображались праведники с бородами, а на левой басурманы и еретики, бритые, с одними только усами, «аки коты и псы», с омерзением говорили набожные люди.

Несмотря на такой взгляд, в Москве являлись тогда юные щеголи, которые старались уподобиться женщинам и даже выщипывали у себя волосы на лице, рядились в роскошные одежды, нацепляли на свои кафтаны блестящие пуговицы, надевали ожерелья, множество перстней, натирались разными благовонными мазями, ходили особенной мелкой поступью. Сильно вооружались против этих щеголей благочестивые люди, да ничего поделать с ними не могли. Женившись на Елене Васильевне Глинской, стал щеголять и Василий Иванович.

Елена Глинская

Папа проведал, что великий князь отступает от старых московских обычаев, и пытался было склонить его к унии, подавал Василию Ивановичу даже надежду получить после бездетного Сигизмунда Литву, намекал и на то, что и Константинополь, «отчину московского государя», можно будет прибрать к рукам. Василий Иванович изъявил желание быть в союзе с папою,

но от переговоров о церковных делах уклонился.

Четыре слишком года прошло после женитьбы на Елене, а детей у Василия Ивановича все не было. Он со своей супругой ездил на богомолье по монастырям, раздавал милостыню; во всех церквах русских молились о даровании государю наследника.

Наконец 25 августа 1530 г. явился на свет наследник и наречен был при крещении Иваном. Потом ходила молва, будто при появлении его на свет по всей Русской земле прокатился страшный гром, молния сверкнула и земля содрогнулась…

Один юродивый предрек Елене, что у нее родится сын «Тит – широкий ум».

Через два года родился у великого князя второй сын – Юрий.

Недолго пришлось Василию Ивановичу тешиться своим семейным счастьем. В сентябре 1533 г. он отправился со своей семьей в Троицкий монастырь, на праздник чудотворца Сергия, а отсюда поехал на охоту в Волок-Ламский и на пути занемог (на левой ноге у него явился подкожный нарыв). Василий Иванович хотя чувствовал себя нехорошо, но перемогался.

Прекрасная погода сманила его, и он, перемогая боль, отправился с братом и ловчими на псовую охоту, а после этого слег в постель. Два великокняжеских иноземных врача стали лечить его, но болезнь усиливалась.

Он приказал себя везти в Москву, причем велел держать свою болезнь в тайне. В Москве, расположившись во дворце, он призвал доверенных бояр и дьяков для составления духовной грамоты. Когда это дело было кончено, больной стал думать с митрополитом и своим духовником о пострижении. Еще на Волоке он говорил своему духовнику:

– Смотрите, не положите меня в белом платье; хотя и выздоровлю – нужды нет, мысль моя и сердечное желание обращены к иночеству!

Затем великий князь приобщился и соборовался. Болезнь все усиливалась; больной сильно страдал.

– Брат Николай! – обратился он к своему лекарю. – Ты видел великое мое жалованье к тебе; не можешь ли сделать мазь или что иное, чтоб облегчить болезнь мою?

– Видел я, государь, – отвечал врач, – твое великое жалованье; тело свое готов раздробить, лишь помочь бы тебе, но не вижу другого средства, кроме помощи Божией.

Принесли к умирающему маленького Ивана. Василий Иванович благословил сына.

– Смотри, Аграфена, – сказал он няне, – от сына моего Ивана не отступай ни пяди!

Когда унесли ребенка, ввели великую княгиню; она горько рыдала. Умирающий стал ее утешать. Хотел он было поговорить с женою, но она так билась и плакала, что он не мог и слова выговорить. Ее увели.

Пред самой смертью Василий Иванович пожелал исполнить свое намерение отречься от мира – постричься пред смертью в монахи.

– Исповедал я тебе, – сказал он митрополиту, – что хочу монашества. Сподоби меня облечься в монашеский чин, постриги меня.

Брат великого князя, Андрей Иванович, и некоторые бояре противились – думали, что больной еще может оправиться; но Василий Иванович уже умирал, язык его уже немел, он знаками просил пострижения – брал простыню и целовал ее. Правая рука его уже не могла подниматься, боярин, стоящий подле, поднимал ее, и умирающий не переставал креститься, смотря на образ Богородицы.