Родная старина
Шрифт:
Тогда царь велел строить особый дом для помещения типографии и приискивать мастеров. Постройка дома, или «Печатного двора», как называли его, длилась десять лет. Наконец в апреле 1563 г. началось, а 1 марта 1564 г. было закончено печатание первой напечатанной в Москве книги «Деяния апостольские».
Главным мастером в первой русской типографии был русский человек – дьякон Иван Федоров, а главным сотрудником его – Петр Тимофеев Мстиславец. Иван Федоров, как видно, хорошо изучил свое дело – быть может в Италии: он не только умел сам набирать и печатать книги, но и отливал очень искусно литеры. Эти же мастера в следующем году напечатали еще Часовник, а затем должны были бежать из Москвы: их обвинили в ереси и порче книг. Говорят,
Первые русские печатники бежали в Литву и здесь продолжали заниматься своим делом; однако и после их бегства печатное дело в Москве снова было восстановлено, но велось в таких незначительных размерах, что не могло вытеснить из употребления рукописных книг, писанных малограмотными писцами.
Войны со Швецией и Ливонией
Близкие к царю люди по взятии Казани советовали ему совсем покончить и с Крымом, завоевать его казалось делом нетрудным; но царь не послушался этого совета: между Крымом и московскими владениями были огромные незаселенные степи, где кочевали разбойничьи татарские шайки; много военных сил надо было, чтобы удержать Крым в руках; притом пришлось бы вести войну и с турками, так как крымский хан был подручником султана.
Другие думы в ту пору занимали царя. Сильно уже сказывалась надобность сблизиться с Западом. После взятия Новгорода и Пскова торговля с иноземцами здесь сильно упала, а между тем на Руси промышленность, особенно обрабатывающая, была очень слаба; многие иноземные товары нужны были в Москве; нужны были и знающие иностранцы, «хитрые мастера», которые умели хорошие пушки и пищали лить и хитрые дела с порохом делать. Кто знает, сколько бы русской крови напрасно пролилось под Казанью, если бы не было у царя иноземных розмыслов?
Начинали понимать лучшие люди в Москве настоящую цену знания и мастерства. За ними-то и тянулись к Западу.
Еще в 1547 г. поручено было от имени царя немцу Шлитте навербовать за границей в русскую службу «хитрых мастеров». Он порядил 123 человека, знающих разные искусства и ремесла. Они уже готовились из Любека отправиться морем в Московию, но об этом проведали ливонцы и стали всячески хлопотать у городского начальства Любека, чтоб этих мастеров не пускали в Московию. По проискам ливонцев Шлитте был посажен в тюрьму, и все дело расстроилось.
Страшна становилась Московия своим западным соседям, и сильно опасались они, чтобы европейские знания и искусства, особенно же военное, не усилили ее еще более, – вот почему ливонцы всеми мерами старались помешать русским сблизиться с Западной Европой.
Но все-таки, несмотря на все помехи и происки соседей-врагов, у русских мало-помалу завязывались сношения с Западом; нуждались русские в европейских товарах, но нуждались и западноевропейские промышленники и торговцы в новых рынках для сбыта своих произведений, в новых путях для торговли. В Англии в это время составилась компания (общество), с тем чтобы изыскать более удобные и короткие пути в богатую Индию и Китай через северные страны Европы. Общество снарядило три корабля с целью попытаться по Северному океану проплыть в Тихий океан. Два корабля были затерты льдами у Мурманского берега; все люди, в том числе и начальник предприятия Вилогби, замерзли; но третий корабль зашел в Белое море, пристал 24 августа 1553 г. при устье Северной Двины, близ Холмогор. Капитан корабля Ченслер завел сношения с холмогорским начальством, затем отправился в Москву, где царь принял его весьма милостиво, обласкал и дал ему дружелюбную грамоту к английскому королю с приглашением начать переговоры о торговле. В 1555 г. Ченслер вторично приехал
Но сношения с Европой через Белое море были неудобны: большую часть года оно для торговли было закрыто льдами Северного океана, да и путь от Белого моря до Москвы по северному малонаселенному краю был и длинен, и труден. Берега Балтийского мора для сношений с Западом были гораздо удобнее; здесь-то и задумал царь утвердиться. Но два врага зорко стерегли от русских эти заветные берега: то были шведы и ливонцы.
Со шведами не раз уже возникали пограничные ссоры. В 1554 г. они привели к войне. Она шла без особенного успеха для той и другой стороны: напрасно шведы пытались взять русскую крепость Орешек, не могли и русские осилить Выборга, но зато окрестные места около него страшно опустошали. Наконец шведский король запросил мира.
Королевская грамота начиналась очень смиренно:
«Мы, Густав, Божией милостию Свейский, Готский и Вендский король, челом бью государю Ивану Васильевичу о твоей милости».
Напротив того, из ответной грамоты московского царя видно, что он свысока смотрит на шведского короля:
«Мы для королевского челобитья, – говорилось в ней, – разлитие крови христианской велим унять. Если король свои гордостные мысли оставит и за свое клятвопреступление и за все свои неправды станет бить челом покорно, то челобитье его примем».
Мир со шведами был заключен. Шведским купцам дано было право ездить через русские земли в Индию и Китай, зато русские могли через Швецию ездить в западные европейские города.
Порешил Иван Васильевич свести счеты и с Ливонией. Не забыл он ливонских происков по делу Шлитте, но был и другой предлог к войне. Лет пятьдесят уже прошло с тех пор, как Ливония не платила Москве установленной раньше дани. Московские государи, занятые другими, более важными делами, оставляли Ливонию в покое, не выправляли этой дани. В 1554 г. Иван Васильевич потребовал уплаты ее за все пятьдесят лет.
Московские бояре говорили ливонским послам:
– Ливонская земля – извечная отчина великих князей, и ливонцы должны платить дань.
Ричард Ченслер. Гравюра Р. Купера с картины Г. Гольбейна
Ливония в это время находилась в жалком состоянии. Цветущая пора Ордена меченосцев миновала. Рыцари уже не были прежними грозными бойцами: они обратились в богатых помещиков, баронов, живших в свое удовольствие, в неге и в роскоши на счет порабощенного народа. Простой народ – латыши и финны – ненавидел своих владык-немцев. Бароны враждовали с духовенством, не ладили и между собой. Торговые города стремились к полной независимости. Все шло врозь в Ливонии, и потому она была легкой добычей.
В Москве хорошо это понимали: царь решил добывать Ливонию. Не осмелились ливонцы отказаться от уплаты дани; епископ дерптский обязался в три года уплатить ее, но исполнить обязательства не смог. Уже при заключении этого договора на сейме русский посол грозил:
– Не будете платить дани государю моему – сам соберет!
Срочные три года прошли, а дань не была выплачена.
В 1557 г. явились в Москву ливонские послы без денег с просьбой, чтобы дань была с них сложена.
От имени царя было им объявлено, что договор ими нарушен и если дань не уплачивается, то государь будет ее, «положа упование на Бога, сам искать на магистре и на всей Ливонской земле». Послов он не пустил к себе и на глаза.