Родное гнездо
Шрифт:
— Баарит маку? (Воды нет?)
Им с улыбкой отвечали:
— Аку-аку, тхабииба! (Конечно, есть, доктор!)
И протягивали бутылочку охлажденной воды бесплатно.
— Шукран! — пытался поблагодарить папа.
— Щок-кхараанэ, — необидно посмеиваясь, поправляли торговцы.
Папа разводил руками — для него отличие в звучании было столь же неуловимо, как разница между двумя взмахами крыльев бабочки. Впрочем, люди его понимали, а это — самое важное. «Чтобы общаться, язык изучать не надо. Достаточно знать пятьдесят главных слов», — писал папа.
Читая письма, Торик чувствовал, что при всех невероятных трудностях родители радовались.
* * *
Читать письма Торику нравилось в другой комнате. Здесь стену украшал «Неравный брак», картина мрачная и безысходная, но созвучная характеру деда. Как и вся комната — мир Жинтеля.
Просторный письменный стол с мраморными письменными приборами целиком занимала черная ткань, покрытая толстым стеклом. На столе, накрытая шляпной коробкой, стояла пишущая машинка деда с клавишами, рычагами и катушками ленты. Жинтель писал книги, а в этом деле приличная машинка — самое главное! К процессу он подходил серьезно: работал с черновиками, потом перепечатывал набело, сам, как мог, рисовал карандашом иллюстрации, сам прошивал и переплетал книги. Писал он в разных жанрах — исторические романы, приключения, фантастику и даже любовные романы. Свои произведения подписывал «Иван Икаров», отражая стремление подняться над обыденностью и суетой. Книги его, около тридцати томов, остались Торику в наследство. Поначалу он принялся жадно листать их, но вскоре понял, что слог деда ему не подходит.
Бабушка разрешала Торику пользоваться пишущей машинкой, и мало-помалу он научился печатать. Но книги писать не стал. Зачем, если вокруг столько нечитанного?
Еще в комнате стояли кровать бабушки Маши и комод, где Торик устроил химическую лабораторию. Здесь витал неистребимый запах одеколона «Сирень», которым заправлялась спиртовка для подогрева его магических пробирок и колб.
Иногда Торик увлеченно ставил какой-нибудь опыт — что-то нагревал, смешивал, выпаривал. Результат мог получаться или не получаться. Но если при этом, мимо пыхтя проходила бабушка Маша весьма далекая от химии, она неизменно старалась его подбодрить и говорила: «Дяла идуть!» Эту простую формулу Торик запомнил на всю жизнь.
* * *
Декабрь 1976 года, Город, ул. Затинная, 11 лет
Часы ползли слишком медленно, не желая покидать насиженную метку «одиннадцать». У окна тихонько бубнил телевизор. Этот Новый год Торик впервые встречал один-одинешенек. Бабушки просыпались очень рано, как привыкли в деревне, зато уже к девяти вечера начинали клевать носом и отчаянно зевать. Вот и сегодня они улеглись спать еще до десяти, и теперь звуки телевизора дополнял храп на два голоса.
Торик достал из холодильника шоколадный торт, который купила бабушка. Мм, как вкусно пахнет! Но нет, прямо сейчас нельзя. Честно дождемся Нового года.
Елку они не ставили, зато бабушка принесла несколько еловых веток, устроила их в вазе, как букет, а Торик прицепил пяток игрушек. Даже бабушка Маша решила поучаствовать. Раздобыла несколько клочьев
«Бомм!» — пробили часы половину двенадцатого. Торик решительно поставил чайник на газ и подвинул торт поближе: «Возьму и съем не два кусочка, а целых три!» Состояние дурацкое: грустно, но никто не виноват. Праздник, но одному как-то не праздновалось.
Чай со слоном заварился отлично. Теперь торт — как же его отрезать, если шоколадная глазурь такая толстая? Торик взял нож побольше и отпилил сразу четверть круга. Засмущался и поделил эту четверть на три кусочка. «Вот тахтавота!» — чуть слышно передразнил он бабушку и усмехнулся. Торт оказался даже вкуснее, чем он ожидал, и настроение сразу поднялось. По экрану телевизора полетел черно-белый серпантин, снежинки закружились вокруг елки. Нарядные дикторы открывали «Новогодний огонек».
Торик потянулся за следующим кусочком торта и удовлетворенно подумал: «Ну, здравствуй, семьдесят седьмой!»
* * *
Торик с энтузиазмом принялся осваивать по самоучителю нотную грамоту, приемы звукоизвлечения и прочие премудрости. Получалось… как-то не очень. Какие струны надо нажимать на каких ладах, он выучил, но отдельные ноты никак не желали складываться в музыку. И он надолго отложил новое увлечение.
А вот книга оказалась просто кладезем интереснейших вещей, связанных с лингвистикой. Свой любимый раздел «Как самому придумать язык» Торик перечитывал, наверное, раз десять. А еще там рассказывали об эсперанто — универсальном языке, задуманном так, чтобы все люди Земли могли понимать друг друга, о звуках и кодах, о шифрах и национальных особенностях. В общем, только успевай удивляться.
И вот Торик занимался химией, лингвистикой, читал. А к гитаре просто иногда подходил и слегка тенькал на двух самых толстых струнах, слушая глубокий, ровный звук. Видимо, этим все бы и закончилось, однако Судьба решила помочь, назначив ему в проводники незнакомца.
* * *
«Жил-был у бабушки пухленький Торик», — так поддразнивал его папа в письмах.
А что же комната в бараке — пустовала в ожидании хозяев? Нет, родители еще до отъезда сдали ее молодой семейной паре. Парня звали Женя, он окончил военное училище, стал офицером, и его направили в Город.
Высокий и подтянутый, Женя раз в месяц приходил к бабушке, чтобы отдать деньги за жилье. Сегодня случился как раз такой день. Радушная бабушка предложила чаю, и гость согласился, присел за круглый стол. Помешивая ложечкой чай, завел вежливый разговор с Ториком, с непривычным вниманием слушал его ответы, а потом заметил стоящую в углу гитару. Усталые глаза вдруг блеснули: «Можно?»
Женя тихонько задел струны. Послушал, как звучит гитара, по-хозяйски прошелся по колкам, настраивая инструмент, и легко и безмятежно заиграл незнакомую песню. Пальцы левой руки бегали по грифу, складываясь в причудливые узоры. Пальцы правой то бряцали по струнам, то перебирали их, звук все время немного менялся и плыл по комнате. При этом Женя еще и пел, негромко, но очень чисто. Песня оказалась веселая и ритмичная. Торику очень понравилось.