Родное гнездо

Колюмбов Жорж

Торик неловко залез в куст, обломив несколько веток.

— Ну, эдак-то и я бы, наверное, смог! — не удержался от сарказма дядя Миша, но грушу взял.

Они прогуливались по нижнему саду, разглядывая новые бабушкины цветы. Дядя Миша аккуратно доел грушу, вынул сложенный клетчатый платок, тщательно вытер руки и медленно уложил платок в карман.

Прошли мимо небольшой ровной площадки: по центру вкопан наискось металлический стержень, а по кругу от него — каменные метки, одни ближе, другие дальше.

— Всегда хотел узнать:

что здесь такое? — спросил Торик.

— Не догадываешься?

— Похоже на… солнечные часы?

— Правильно, это они и есть. И ведь работают!

— Их папа сделал?

— Нет, это не папа твой сделал. Я когда маленький был, эти часы уже были старыми. Подозреваю, что они здесь чуть ли не с семнадцатого века.

Торик с недоверием посмотрел на дядю Мишу. Нет, сейчас тот не шутил. Перед мысленным взором тут же протянулась длинная вереница людей: вот его дед, а за ним уже его дед и прадед. У всех жены, дети, братья, сестры. И тянется этот ряд далеко-далеко в прошлое. Их сейчас уже нет никого, но след остался, причем видимый, не воображаемый — вот эти странные часы. Теплое ощущение сопричастности охватило Торика, и он растроганно глянул на собеседника. Тот усмехнулся:

— Похоже, тебя накрыли тени предков?

Торик не знал, что и сказать. Тогда дядя Миша вздохнул:

— Ну что ж, мил человек, пойдем-ка в дом?

В летнем доме они уселись на кроватях: стульев здесь не держали. Над головой дяди Миши висела небольшая композиция в круглой раме. Под стеклом на черном бархате в причудливом узоре изящно переплетались бабочки, засушенные цветы, листья и пушистые веточки ковыля, что рос позади Гневни. Все-таки бабушка София умела создавать удивительные творения, тонко чувствуя гармонию живого и неживого.

Дядя Миша отдышался и неспешно произнес, словно отвечая внутреннему монологу:

— …у всех дела. А ведь не это главное в жизни.

— А что? — осторожно уточнил Торик.

— Оставаться собой. Но это непросто, знаешь?

— Знаю… — невольно прошептал Торик.

Дядя Миша усмехнулся, но тут же посерьезнел:

— Конечно, уже знаешь. Мы не похожи на других. Мы же — белые вороны, слыхал такое выражение? Вроде похожи на других, но отличаемся, внутри — не такие. А люди, как и птицы, не любят «не таких», относятся к ним враждебно. Могут накинуться стаей и заклевать.

— Значит, надо быть как все?

— Неверно! — Дядя Миша даже приподнялся от волнения. — Станешь как все — предашь себя. Обязательно оставайся самим собой, иначе и жить не стоит.

На миг Торик перестал дышать, а дядя Миша продолжил:

— Люди очень разные. Неправильно считать, что есть только «мы» и «они». На самом деле «они» — тоже разные. И среди чужих попадаются свои. Они могут точно так же прятаться. Но если внимательно смотреть и слушать, их можно отыскать. А если очень повезет, даже собрать свою небольшую стаю. — Он тихонько то ли кашлянул, то ли усмехнулся. — И будет у тебя

своя стайка белых ворон… Понимаешь?

— Эмм… — замялся Торик.

— Очень важно находить «своих», тех, кто думает и воспринимает мир, как мы.

— Но… как их узнать?

— Узнаешь. Глаза часто обманывают, а душа — нет. Слушай свою душу.

* * *

Ужин был в разгаре. Настоящая семейная традиция, которую все так любили — собираться, и не столько есть или пить, сколько обсуждать все на свете.

— Миш, ты хотел про художника рассказать. Что там за история? — полюбопытствовала бабушка.

— Ой, Сонечка, и смех, и грех! — махнула рукой тетя Катя.

— Я просто шел мимо мусорки и нашел там… гения.

— Прямо-таки гения? — усмехнулась бабушка.

— Вот ты ехидничаешь, а потомки будут о нем говорить только хорошее!

— Так вы нашли картину или человека? — уточнила тетя Таня.

— Человека по имени Анатолий Зверев. Он был совершенно потерян и не хотел жить.

— Танечка, это еще что, — вновь подключилась тетя Катя. — Миша привел его домой, и теперь Анатолий живет с нами, уже больше года. Мы его отмыли, угол отвели под мастерскую. Миша ему купил приличные краски и кисти.

— И теперь он пишет картины. Недавно вот Катю нарисовал.

— Только картина получилась абстрактная.

— Лучше один раз увидеть. Кать, принесешь?

Торик подвинулся поближе. Он еще не видел абстрактных картин.

— Вот, — гордо развернула свиток тетя Катя. — Или надо перевернуть, Миш?

— Дай подумаю… Поверни по часовой стрелке. Да, вот так. Вот тут — волосы.

Торик ничего не понимал. Это что? Очередная шутка дяди Миши? Белый лист заполняли тускло-красные точки, красные линии, красно-коричневые зигзаги и рыжевато-красные всполохи. И вот это — портрет?!

— Понимаю, — терпеливо сказал дядя Миша. — Он открывается не сразу. Нужно подождать.

Торик продолжал смотреть на картину. Линии… точки…

— Видимо, это выше моих сил, — скептически заметила тетя Таня.

— Ой! — вдруг вскрикнул Торик.

— Увидел? — заинтересованно подался вперед дядя Миша.

— А она была в очках?

— Да! — обрадовался он.

— Ее взгляд! И волосы! — Понимание охватывало Торика, как пожар. — А вот это длинное…

— Это я держала книгу, — подсказала тетя Катя.

— Похожа? — серьезно спросил дядя Миша.

— Да-а… — удивленно протянул Торик.

— В этом его гениальность. Вроде бессмысленный набор пятен и точек, но при этом — похоже. Таня, смотри: это очки, вот глаза. Это волосы в пышной прическе.

— Теперь вижу! Ничего себе! И много он такого нарисовал?

— Танечка, он рисует постоянно, — пояснила тетя Катя. — Миша только успевает ему краски покупать.

— И долго он будет у вас жить? — практично поинтересовалась тетя.

Дядя Миша помрачнел, но ответил: