Рок И его проблемы-4
Шрифт:
Хорошо, что вражеская техника появилась на горизонте, без нее было бы совсем скучно.
Транспортер постоял, постоял, — и не спеша двинулся по нашей дороге, которая вилась вдоль речки, до бывшего моста.
Напротив нашего общего грузовика он остановился и снова принялся блестеть окулярами бинокля.
— А если как-нибудь переберется на нашу сторону? — шепнул мне Берг. — Он же нас всех подавит.
— Не должен, — авторитетно сказал я.
На самом деле, уж очень они осторожничали. Не к лицу разъяренным мстителям такая робость. Каждую кочку
— Как слышите, прием? — снова зашипела рация. — Прием, прием… Включитесь, разговор есть.
Я включился. На прием. Любопытство сыграет со мной когда-нибудь плохую шутку.
— На проводе, — сказал я. — Что за разговор?
— Вы люди Михея? — спросили меня.
— Допустим, — осторожно ответил я.
— Тогда, почему пароль не предъявили?
— Сказали же вам, ничего не везем… Вы что, уже и нищих на кол сажать стали?
— Вам-то какое дело. Сказано же: без пароля по чужой территории не проходить… В общем так: вы нам насолили. У нас есть претензии… Передайте Михею, чтобы вышел с нами на связь. Разобраться.
— А если мы не его люди? Так, сами по себе.
— Мы вечерком продублируем… Его, — один разговор. Не его, — он нам ваши головы в мешках подкинет.
— В общем, опять нам будет плохо… Куда не плюнь, все равно ветер в нашу сторону.
— Очень ты, мужик, умный. Может, скажешь для памяти, как тебя зовут?
— Я — Дядя, — сказал я гордо.
— Я — Серый, — ответил мой собеседник. — Может, встретимся еше.
— Нет, только не это, — с небольшим перепугом, отозвался я.
Зеленый бронетранспортер давно укатил, но мы честно ждали сумерек, чтобы начать отступление.
Под вечер кузнечики куда-то спрятались, но мух стало больше. Они были назойливы и бесцеремонны. От них не стало житья.
Я подумал: они спутники человека. Везде и всегда.
Они, — и тараканы.
Тараканы вызывают во мне чувство брезгливости, а мухи, — желание прихлопнуть парочку из них газетой.
Хотя они, конечно, крылатые создания. Поэтому, ближе к богу, чем я. И все, мне подобные.
Значит, они не просто так. Может, каждая муха, это телекамера, при помощи которых он наблюдает за жизнью своих разумных созданий. Раз от этих мух нельзя никуда деться. И они — всюду.
Где-то там, за облаками, расположена центральная студия, куда сходятся все изображения, которые они передают… Там, перед глазами верховного, возникает общая картина нашей жизни на земле. Как мы едим, спим, и оправляем наши естественные надобности.
Как, я, например, лежу, жую зубами травинку и злюсь на себя, — потому что не получилось добыть ни одного языка, потому что не было никаких лазутчиков, — а, следовательно, опять закралась ошибка в расчетах.
Которую не оправдывает даже то, что мы, волей случая, оказались на территории Михея, куда наш противник из дипломатических соображений не решился переправляться… Нужно было знать, — если назвался груздем.
Нужно было знать.
Одна ошибка, другая, — и убитый мной жадина, которого я не имел
Убийцы всегда придумывают себе оправдание. Ни один из них не скажет: вот я, подлый убийца, — убиваю просто так, потому что так поставлена рука. А скажет: он не так на меня посмотрел, — или: а чего он не хотел отдавать свою курточку, которая мне так понравилась. Отдал бы, — ничего бы не было.
Вот и я занимался тем же.
А чего он не хотел отдавать в общий котел портмоне, и обманул меня. Всех обманул… Я же не для себя старался, — ради общей дисциплины. О них же думал, о кладоискателях, — чтобы у них было больше шансов добраться живыми до своего сокровища, — чтобы уже сегодня они не расползлись по своим котомкам, вместе со своей грошовой добычей, — чужими кошельками и шоколадками.
Для них, для них всех, — чтобы они вернулись в оптимальном составе в начальную точку, из которой началось их путешествие… Совсем не думал о себе: какой я крутой, и как поступаю жестко, но правильно, — как укрепляю этим свой незыблемый авторитет, как здорово смотрюсь в собственных глазах, когда стреляю из пистолета в грудь другому человеку. Жадине…
Бронетранспортер давно укатил. Уже наступили сумерки, — не было вокруг ни одного лазутчика, или другого какого противника, — ради которых нужно так осторожничать, скрываясь за бугорком в кукурузных стеблях.
А я все лежал, все жевал свою травинку, все слушал над ухом надоедливое жужжание мух, которые наставляли на меня круглые окуляры-телекамеры, и предавали изображение за облака, на режиссерский пульт небожителей. Чтобы там они все смонтировали как нужно, с общей идеей, в отдельный сюжет, — и потом выдали по небесной телесети очередную серию «Под земным стеклом».
Сегодня они посмотрят, как я убивал человека.
А следом начнут звонить по своим сотовым, голосовать, — правильно ли я поступил или нет. Может, у них получатся интересные теледебаты, на злобу дня. И у меня изменится рейтинг. Или станет хуже, — или лучше.
— Дядя, — не выдержал в конце концов Берг, — чего мы ждем… Может, пора отступать?
— Да, — согласился я, — пора.
Этак легкомысленно и лениво, как не должно быть в среде командиров и их подчиненных.
Потому что, нет никаких небожителей и их телевидения. Мухи, — это твари, которые плодятся и жрут дерьмо, — и всю зиму спят.
Я не хотел больше быть командиром. Хотя, если командир, я все сделал правильно. А если нет, — я преступник. Убийца.
Но все равно, — не хотел больше никем руководить.
Берг скомандовал народу. Народ стал подниматься, отряхивать от пыли колени, и, объединившись в небольшие компании, — двигаться к лесу.
Я, разжаловавший себя в рядовые, отступал замыкающим.
Одно желание, — может быть, самое сильное за сегодня, было во мне: кое-как продержаться в образе начальника, раз уж так получилось, до завтра, завтра доехать до того поворота, когда нам нужно будет двигать в разные стороны, и распрощаться с ними.
Чтобы остаться одному.
Навсегда…