Рок И его проблемы-4
Шрифт:
Если бы я чуть раньше узнал, что тот невезучий, попробовал бы Птица. Но узнал я о невезучести в самый последний момент, когда грузовик наш взревел, — и ринулся с места вперед.
Он разгонялся, и разогнался перед мостом, наверное, километров до шестидесяти, — на этой скорости въехал на мост, доски стали разъезжаться под его тяжестью, но отчаянный невезучий водитель прибавил газу, грузовик как-то, заметно для глаз, подпрыгнул и выпрыгнул передними колесами на другой берег. Задние же колеса, раскидали
Дернули, и только.
Потому что она стала проваливаться, вниз, но уже какой-то своей частью была на берегу, так что села днищем на основание моста, в том месте, где тот заканчивался и начиналась сухая земля, густо перемешанная когда-то с гравием.
Хорошо было то, что центр тяжести машина преодолела, и поэтому, не поползла назад и не свалилась в речку. Плохо же было то, что она прочно села на раму, задние колеса крутились в пустом пространстве, — как средство транспортного передвижения машина эта перестала для нас существовать.
Оставалось только надеяться, что не навсегда.
Народ, бурно переживавший вокруг меня, накинулся на несчастного.
Он произносил по его адресу разные слова. Громко и членораздельно. И в изобилии. Ни в одном из них не было сочувствия, милосердия и снисхождения к молчаливому водителю, который сидел по-прежнему за рулем, и не желал покидать машину.
С тех пор, как я принял командование, мы одержали две победы, — и не испытали еще горечи поражения. То, что случилось сейчас, у нас на глазах, была первая наша серьезная неприятность.
То, что погиб парень, почти мальчик, который сидел на дереве, и умер тяжелораненый, которому пуля попала в голову, и то, что я застрелил расхитителя общественного достояния, — не было поражением, а было лишь небольшой, приемлемой, платой за триумфальность нашего продвижения вперед.
Три покойника и легкораненый. За один день.
И никаких гарантий, что мы завтра вернемся на большую дорогу и продолжим свой путь.
Интересно, что бы они сделали со мной, если бы я оказался плохим командиром.
Пожалел бы кто-нибудь меня, услышал бы я слова сочувствия, — перед тем, как они бы привели в исполнение свой справедливый приговор. Выслушали бы они мое последнее желание?
Я даже усмехнулся, впрочем, довольно криво, — когда представил, как мямлю перед этой разгневанной толпой свое последнее незамысловатой стремление, типа, звякнуть по сотовому Маше, чтобы попрощаться с ней и Иваном.
Пока народ орал на водилу, я подошел к грузовику, открыл дверь кабины, и сказал:
— Ладно, ты все сделал правильно. Не обращай на них внимания… Им просто не хочется идти пешком. Лентяи, в общем… Тебя как зовут?
— Костя.
— Меня —
— Обидно, — сказал Костя, — чуть-чуть недотянул.
— Вот из-за таких чуть-чуть, — улыбнулся я ему, — веся ерунда в мире и происходит… Мне Птица сказал, ты у нас невезучий.
— Да, есть такой грех, — ответил Константин, и стал смотреть куда-то в сторону, и не смотреть на меня.
Поставил машину на ручник, полез в бардачок, вытащил оттуда довольно чистую тряпочку, и стал протирать ею стекло перед собой, на котором, напротив его лица, виднелась аккуратная сквозная дырочка.
— Вы меня из-за этого из компании не прогоните?.. Не решите, что я могу вам все дело испортить?
— Ты, я вижу, уже решил, что у нас все неприятности из-за тебя?
— Может, не из-за меня. Откуда я знаю?
— Не прогоним. Но если ты больше никому рассказывать не будешь, о своих мыслях… Чтобы, кроме нас с тобой, о них никто не знал.
— Я и тебе не рассказывал.
— Рассказал, — у тебя все на лице написано.
— Тогда, постараюсь.
— Ты вот сам подумай. Ведь невезучий, на самом деле, тот, кто сидел на твоем месте до тебя… Вот уж кому не повезло, так не повезло.
Я лукавил, когда таким образом утешил Константина. Не понимал в чем, потому что, вроде бы, изрек нечто типа абсолютной истины, — но внутри что-то, когда я говорил эти слова, прошло не так, как-то шершаво, словно бы я двинулся не туда, и отморозил что-то несусветно банальное. И, поэтому, скучное… По поводу его невезучести. Черт его знает, есть же наверное, такие люди, со специфической аурой…
Ну, да бог с ним, — поживем, увидим.
— Трактор нужен, — сказал Птица. — Без трактора ее не вытащить.
— Ты ничего не видишь? — спросил я его.
Птица вгляделся в окрестные дали, и ответил:
— Ничего.
— Я вот вижу. Как по пятам идут народные мстители. И скоро будут здесь… Ты вот что, весь груз с ЗИЛа перекиньте на газик, забери всех, у кого нет карабинов или автоматов, и дуйте на опушку. Там будете ждать.
— У меня автомат.
— Отдай другому или посади за руль вместо себя Костю.
Я отыскал глазами Артема и подошел к нему.
— Как с патронами? — спросил я его.
— Нет проблем, — ответил он. — У них там был целый цинк, только распечатали.
Люди Птицы носились от грузовика к газику, противника еще не было видно, так что остальные фраерски стояли, щелкая затворами автоматов и карабинов. Все им было ни по чем.
— Равняйсь! Смирно! — сказал я, тоном сварливого, но доброго армейского начальника. — Слушай боевую задачу!
Народ подобрался и приосанился. Рыжий, Берг и Олег Петрович сделали полшага вперед, как настоящие лидеры.