Рок, туше и белая ворона
Шрифт:
– Только не бойся. — тихо прошептал Раф. Его голос сильно хрипел и был низким, словно низкий саунд у гитары. Скользящим движением он обхватил меня за подбородок и легко провёл большим пальцем по моим губам. В блёклом свете с улицы, что проникал из окна, черты его лица казались мягкими, призрачными, эфемерно красивыми. Чёрт возьми, он и в правду был прекрасным снаружи, совершенно красивым. Длинные густые ресницы, отбрасывали мягкие тени под глазами. Губы еле уловимо дрогнули. Очень напряжённые брови, выдавали тревожные мысли. Я осторожно протянула руку и легонько скользнула по шёлковым волнистым прядям, чёрного
Кажется, у меня руки дрожат.
Кажется, он не может сделать вдох…
Кажется, я тону.
О, нет, мне не кажется.
Его прикосновения медлили и оставляли трепещущие прикосновения на коже. Моё эго орало ему: «Поцелуй меня!». Он лишь оставил невесомый поцелуй по моей щеке. Я ощущала это глубже чем физически.
– Спокойной ночи.
Раф отстранился, поднимаясь на ноги. Я не могла и слова вымолвить, видя, как он уходит. Пытаться разобраться в себе сейчас, походу бесполезное занятие. Ладно, утро вечера мудренее. Вот утром и разберемся, какого чёрта всё это было.
Глава 9. Двойник…
Мне снилось что — то неразборчивое запутанное. Меня тянуло ввысь. Ломало, на грани с болью. Я падала - падала казалось целую бесконечность, казалось с самой вершины небес. Падала стремительно, чёрной птицей. Хотелось плакать, я рыдала. Я рыдала, и тысячи пронзительных вороньих кликов отвечали мне. Хотелось кричать, я разбивала пространство сна…
Я кричала, и стая вторила мне. Хотелось ничего не ощущать, но я задыхалась от знакомого чувства боли. Белоснежный снег принял меня в свои чертоги, вырываясь волнами пуха от силы моего падения, и кровь…
Чёрное море крови…
Холодное бесстрастное лицо, смотрело на меня льдинками голубых глаз. Я клокотала от ярости, я распахнула черные крылья, возвышаясь над ней…
«Когда ни будь я прокляну тебя гордо и твёрдо стоя, на индейском кладбище, и ты сляжешь рядом с ним…»
…Боль. Страсть. Страх. Всё смешалось словно в клубок.
«Тори…»
И стая замолчала. Мягкие прикосновения, унимают страдания. Я складываю свои крылья смерти. Я слышу свою лунную колыбельную. Я чувствую, как тепло накрывает мои губы, стирая боль, захлёстывая невообразимым спектром чувств. Нежные прикосновения, посылают трепетную дрожь по телу с ощущением полёта, срывая сладострастный стон с моих губ и в этот момент я понимаю, что это, не сон.
Открыв глаза застаю Рафа, нежно покрывающего мои губы поцелуем. Одна его рука вплетается в мои волосы, мягко касаясь шеи, другая скользит по талии, тёплой ладонью. Он тяжело дышал. Только тогда я поняла, что сама просто задыхаюсь и мои ногти, вонзаются в его спину. Я отвечаю на его поцелуй, сама о том даже не подозревая.
– Проснись… - шёпот надломлено, покрывал мои губы, его голос дрожал, - Проснись, слышишь?
Он взметнул взгляд в мои глаза и медленно заблуждал взглядом, рассеянным и отрешённым. Его глаза мутные, потрясённые… чёрные. Чёрные, как уголь, чужие глаза…
Я подорвалась ка ошпаренная, жадно хватая воздух. Я была напряжена до судороги. Я замерла и тут же упала на спину. Меня прошибла тяжёлая дрожь. О, Господи.
– Только сон, это только сон…
Я старалась выровнять дыхание и обезумевшее сердце, затаив надежду, что это в самом деле только сон. Всего лишь слишком реалистичный сон… Сон во сне. Я сто лет снов не видела, с чего бы это вдруг?
Сработал будильник, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. Хлопнув по звенящему гаду и отключив противный сигнал, спрятала голову под подушкой. Самое сложное это оторвать свою голову от подушки. С этого начинается моя ежедневная война. Особенно жестоко вставать, если вчера ты уснул чёрте во сколько и не в самом удачном состоянии. Швырнула подушку в стену. Иначе я никогда не встану. Открыла один глаз. На тумбочке стоял стакан воды и по всей видимости аспирин. Тяжёлой рукой, бросила таблетку в воду, наблюдая за тем как она с шипением опускается на дно стакана. Перевернулась и снова спряталась, под вторую подушку. Стоило сразу от обеих избавиться. Уловила лёгкий запах, мужского одеколона. Очень к слову сказать знакомый. Вскочила с кровати, сметая остатки сна и ленивые поползновения депрессии. Осмотрелась. Никого. Показалось видимо. Выпив аспирин, утопала в ванну.
А вот и нет. Не показалось. Волосы и одежда, впитали пряно-мускатный запах. Так. Я определённо что-то пропустила вчера.
Приведя себя в порядок, усиленно соображая, что я вчера натворила, спустилась вниз. Бросила инертный взгляд в гостиную, в глаза бросилась куча подушек, прямо по центру. Крепость! О, кажется припоминаю…
С кухни доносился голос.
– Всегда подозревал что дети - кретины, - рассмеялся Костя, на кухне, - Хотя это удивительно. Она снова стала рисовать, меньше зачитываться, играть не только во сне.
Я остановилась в столовой.
О-оу.
– Ну, да, она давно уже не подходила к роялю.
– только тогда, я поняла, что Костя разговаривает с кем-то по телефону, - Уж не знаю в чём дело, она не рассказывает. Альбина тоже не совсем понимает, что именно случилось, но говорит, что в детстве, у Тори был какой-то конфликт с материю. После этого, она перестала играть и показывать рисунки.
Прижавшись спиной к стене столовой, я замерла. Вот так, с добрым утром… С кем он говорит? Обо мне!
– Запомнил значит,- усмехнулся Костя, - Хм, ну знаешь вроде как… есть во сне ходящие, а есть во сне играющие, рисующие… ну, делающие что-то в общем. И Аля, оказывается, не раз по ночам, заставала Тори, играющую во сне. Да: глаза закрыты, а руки движутся, но она спит крепким сном. Она спит, а мозг её - нет. Я тоже раньше сталкивался с этим её состоянием, только в более страшных проявлениях. Парасомния, так вроде это называется, да? Кстати, мне кажется или она перестала путать языки?
– изумился отец.