Роковая любовь
Шрифт:
— Просто… — задумчиво сказал Максим. — Но так глупо!.. Да какая разница, в чем она одета. Я же ее… — хотел сказать «люблю», но вовремя сдержался, решил, что при Свете не стоит бросаться такими словами. — Она же мне нравится. Она, а не одежда!
— Нет. Ты и вправду дурачок. Одежда — это и есть часть женщины, причем очень важная. Это ее шкурка, которую она иногда сбрасывает, как Василиса Премудрая. И тогда становится Василисой Прекрасной. Понял?
Вот теперь уж Максим точно не знал, что ответить. И
— Но хоть про отца-то своего могла…
— Да ты гордиться должен, что она промолчала про бизнесмена Зарецкого! Сам подумай. Мы сейчас при капитализме живем. Знаешь, сколько хлыщей пытались за ней ухаживать. Из-за денег папиных. Так она их с ходу отбривала, в полсекунды. А тут, знаешь, как приятно чувствовать, что ты, только ты, кому-то нужен, а не отцов бизнес и деньги. Ну что все молчишь?
Неожиданно Максим улыбнулся:
— Знаешь, я только сейчас понял фразу: «Если женщина неправа, попроси у нее прощения…».
А Кармелита в это время спала, и снился ей Максим. Причем в ее сне Максим спал. Сладко так, беззащитно, трогательно, по-детски… А в это время какая-то темная фигура начала подбираться к нему. Сцена получалась точь-в-точь, как в «Гамлете», когда бродячие актеры по просьбе принца разыграли сцену отравления короля — отца Гамлета. Только злая фигура подбиралась не с ядом в стекляшке, а… а… Что же у него там в руке? Нож!
Но кто это?
Во сне бывает так трудно всмотреться и узнать того, кто снится! Но тут фигура попала в луч света. И Кармелита сразу узнала…
Это Миро!
Он хочет убить Максима. Надо что-то делать. Нужно как-то спасти его! Но как? Кармелита попробовала крикнуть — не получилось. Войти в сон или хотя бы пошевелиться… Нет!
Как часто во сне мы беззащитны, словно в жизни.
Или получилось?
Миро из сна встревожился, чего-то испугался и выронил нож. Раздался звон. Нож разбился. Так значит, это все же был не нож, а стекляшка с ядом! А звон продолжался и продолжался.
Кармелита проснулась. Звонил телефон. Сонная, нащупала трубку, поднесла ее к уху.
— Алло… — и услышала счастливый голос Светы.
— Але, Кармелита, это я! Ну что, ликуй! Я все устроила.
— Кто? Что устроила? — еще не совсем проснувшись, спросила Кармелита.
— Всё! Максим совсем не против с тобой встретиться и поговорить. Прямо сейчас. Совсем скоро. Я ему все объяснила! Ты меня слышишь? Приезжай…
Не зная, что сказать, Кармелита замерла с трубкой в руке. А Света все кричала:
— Але, Кармелита? Але…
Вошла Земфира. Вот ведь двужильная! Кармелита молодая, а умаялась выхаживать бабушку, приносить и уносить тазики, воду. Свалилась спать. А Земфира все это время дежурила с Рубиной. И сейчас пришла сказать, что та зовет внучку.
Кармелита вошла в комнату, которую
— Бабушка, ты спишь?
— Нет, милая, не сплю… — Рубина открыла глаза.
— Как ты себя чувствуешь?
— Уже лучше. Иду на поправку.
— Ну, слава богу. Я же знала, что с тобой ничего плохого не случится.
— Случилось бы, если б не ты с Земфирой.
Кармелита украдкой посмотрела на часы. Рубина заметила это.
— Бабушка, а правда тебе уже совсем хорошо?
— Что? Идти надо?
— Да. Очень нужно, — серьезно и даже хмуро сказала Кармелита.
— Куда?
— Нужно встретиться с одним человеком…
— А отец этого человека знает?
— Знает… Но вот о том, что я пойду, ему лучше не знать…
— Я ничего не скажу, — улыбнулась Рубина.
— Бабушка, а ты не обманываешь? Тебе точно хорошо?
— Конечно… А потом, здесь же Земфира, если что. В общем, не волнуйся.
— Ты у меня цыганское золото! Спасибо тебе.
— Нет, это ты у меня золотая. Только, бабушка…
— Что, моя красавица?
— Ты не выдавай меня, ладно? Ни отцу, никому…
— Я твоих секретов никому и никогда не выдавала, — сказала Рубина очень серьезно.
— Ну все, я пошла.
И выскользнула из дома. Да так, что ни Баро, ни Земфира не заметили.
Земфира как раз зашла в кабинет к Рамиру, рассказать, как чувствует себя Рубина. Вид у нее был совершенно домашний, хозяйственный. Посмотрев на нее, Зарецкий вспомнил Раду. От этого стало почему-то стыдно. Дважды стыдно: и перед Радой, и перед Земфирой. Баро начал разговор, так и не разобравшись в своих чувствах.
— Ну, Земфира, спасибо тебе за помощь, за внимание к Рубине. В табор тебя с почетом отвезут. Сейчас водителя позову.
Земфира все поняла, улыбнулась понимающе. Ох уж эти мужчины! То ничего не боятся, то пугливей зайца…
— Хочешь сказать: задержалась я у тебя? Пора и честь знать?
— Зачем же так, Земфира. Ты сама понимаешь…
— Конечно. Рубине уже намного лучше…
— Да, я думаю, теперь Кармелита и сама справится. В табор тебе пора, а то скажут про нас с тобой невесть что. Зачем нам эти разговоры?
— Да, конечно, сплетни нам не нужны. Но Рубина для меня как мать. Про это в таборе каждый знает.
— Так ведь ты ее не на произвол судьбы оставляешь! За ней будет хороший уход, внимание, забота… Что еще нужно больному человеку?
— Так-то оно так… Только… Кармелита неопытная. Да и ты в лекарстве, я думаю, не большой мастак. В общем, ты не волнуйся. Я у тебя не загощусь. Еще часа два-три присмотрю за Рубиной — и поеду в табор… Баро!
Баро… Баро — не Рамир…
— Спасибо, Земфира. Хорошо, что поняла.