Роковая тайна сестер Бронте
Шрифт:
Недуг пасторской дочери был мучительным и затяжным. И тем не менее миссис Николлс ни на минуту не забывала о своих обязанностях. Едва поднявшись на ноги и еще толком не окрепнув и не оправившись от болезни, она посчитала своим долгом навестить на Рождество бедную старуху-прихожанку, жилище которой находилось примерно за милю от гавортского пастората. Мужественная супруга преподобного Артура Николлса проделала поистине фантастический для нее (учитывая ее положение) путь по лютому морозу и постаралась, насколько это было возможным,
После посещения бедной прихожанки Шарлотте Николлс стало хуже. Кашель усилился, но, несмотря на это, пасторская дочь, желая доставить удовольствие своему мужу, приняла приглашение четы Кей-Шаттлоурт, чтобы провести со своим дорогим Артуром первые дни Нового года в поместье Готорп-Холл в компании друзей.
Хозяева и гости Готорп-Холла регулярно отправлялись на прогулки в сырую погоду. Эти неосмотрительные мирские увеселения окончательно подорвали здоровье Шарлотты. Чета Николлс спешно вернулась в Гаворт, где пасторскую дочь ожидало печальное известие о смерти старой Я горничной Табби — верной и преданной помощницы обитателей пастората.
Весть о новой утрате стала для бедной Шарлотты последней каплей. Отчаяние пасторской дочери, вызванное смертью дорогой служанки, которая стала практически равноправным членом почтенного семейства Бронте — Николлс, достигло своего апогея. Страшные душевные муки убитой горем миссис Николлс неумолимо вели к полному упадку ее физических сил.
Шарлотта снова слегла. Приступы кашля, тошнота и головные боли стали совсем уже невыносимыми. Изможденная женщина упорно отказывалась от всякой еды, результатом чего явилось полное истощение организма, что в ее положении было совершенно недопустимым. В довершение всего прибавилась болезнь печени. Все обитатели гавортского пастората с затаенным трепетом, порождаемым глубочайшей болью и неизбывным отчаянием, ожидали исхода.
Миновали зимние месяцы и первая половина марта. Во второй половине марта произошла неожиданная перемена: теперь Шарлотта постоянно просила есть. Она в мгновение ока опустошала все подносимые Мартой тарелки, и тут же требовала добавки. Казалось, вконец истомившаяся по еде миссис Николлс стремилась в течение нескольких дней восполнить пищевые потери своего организма за три последних месяца вынужденной голодовки. В перерывах между приемами пиши Шарлотта практически постоянно впадала в беспамятство.
Встревоженный столь серьезным положением дела, достопочтенный Патрик Бронте решительно настоял на том, чтобы Марта отвела его к дочери (сам он уже почти совсем ослеп и был не в состоянии одолеть путь, пролегавший от его собственного кабинета к комнате Шарлотты, без посторонней помощи). Когда он вошел и приблизился к ложу больной, Марта тотчас поставила ему стул возле самого изголовья кровати Шарлотты и поспешно предупредила:
— Она сейчас без сознания, хозяин. Лучше бы вам ее не беспокоить. Может
— Нет! — убежденно возразил пастор. — Я должен быть с ней! Оставь нас. Я позову тебя, когда возникнет надобность.
Марта покорно удалилась. Достопочтенный Патрик Бронте склонился над дочерью, нащупал ее совершенно исхудавшие плечи и, обхватив их поверх одеяла, в порыве беспредельного отчаяния воскликнул:
— Дочь моя! Как могу я это выдержать!
Ответом ему было устрашающее безмолвие. Пастор отвернулся в сторону и, сотрясаясь всем телом в неистовой ярости, стиснув зубы, процедил:
— Проклятый Николлс! Все из-за него! Если бы не он, моя дочь была бы сейчас здорова! За что Господь послал ей его? За что? — достопочтенный Патрик Бронте порывисто закрыл лицо руками и тихо заплакал, как ребенок. Но тут он ощутил, что на его плечо мягко легла чья-то совершенно обессилевшая рука. Пастор мгновенно повернулся.
— Отец! — услышал он слабый возглас дочери.
— Дорогая! — он снова обхватил больную за плечи, напряженно вглядываясь в ее лицо своими полуслепыми глазами.
— Прошу вас, не вините Артура, отец, — прошептала Шарлотта из последних сил. — Видит Бог, он не причинил мне зла. Напротив: он подарил мне настоящее женское счастье. Такое полное и чистое счастье, о каком я дотоле не смела и мечтать! Верьте мне, дорогой отец: это правда.
— Сможешь ли ты простить меня, дочь моя? — вопросил сквозь слезы преподобный Патрик Бронте, по всей видимости, не обратив внимания на последние слова дочери. — Я должен был настоять на своем и не допустить твоего замужества! Я ведь знал… знал обо всем заранее! Но почему, почему я отдал-таки тебя этому коварному человеку?
— Пожалуйста, успокойтесь, отец, — мягко произнесла Шарлотта, — и поймите: в том, что со мной происходит сейчас, нет ни вашей вины, ни вины Артура. Так сложились обстоятельства, и с этим ничего не поделаешь, — пасторская дочь тяжело вздохнула и продолжала: — Знайте же, милый отец, я безгранично благодарна вам: ведь, если бы вы не дали согласия на нашу с Артуром свадьбу, мне никогда в жизни не довелось бы познать подлинного счастья великой взаимной Любви.
С трудом приподнявшись, Шарлотта бессильно обняла своего отца и нежно поцеловала его мокрую от слез щеку.
— У меня есть к вам просьба, — сказала она после некоторого раздумья. — Обещайте мне, что исполните ее, отец.
— Обещаю!
— Я должна раскрыть вам одну тайну, — продолжала Шарлотта, устремив на отца серьезный взор. — Я узнала об этом, когда мы с Артуром были в Ирландии в свадебном путешествии. И хотя я поклялась держать полученные мною сведения в секрете, я чувствую, что настало время рассказать вам об этом, дорогой отец. Вы имеете право узнать.
— Узнать о чем, детка? — насторожился достопочтенный Патрик Бронте.