Роковая тайна сестер Бронте
Шрифт:
— Мисс Шарлотта соблаговолила встретить меня в гостиной и любезно провести сюда, — пояснил он. — Прошу, очень прошу вас, позвольте мне повидать мисс Энн.
Марта одарила его пристальным тяжелым взглядом, отражавшим суровость тигрицы, стерегущей своих детенышей. По-видимому, она колебалась.
— Ненадолго, — сказала она наконец, и дверь, заскрипев, медленно отворилась в согласии с ее словами.
Горничная удалилась на кухню, а молодой человек быстрым шагом двинулся в комнату и остановился возле почивального ложа Энн. Низко склонившись над девушкой, он озабоченно оглядел
— Это вы!
Она быстро отвела взор, затем снова взглянула на юного викария, словно для того, чтобы удостовериться в реальности происходящего.
— Вы все-таки пришли! — воскликнула она, все еще находясь во власти всепоглощающего пленительного чувства, вызванного столь неожиданным и, вместе с тем, столь долгожданным визитом.
На мгновение отвернувшись к стене, она тихо прошептала:
— Хвала Небесам!
Он глядел на нее, словно завороженный видением лучезарного ангела в колыбели, и до сей поры хранил безмолвие, боясь единым словом, непроизвольно слетевшим с его уст, внезапно разрушить все восхитительное очарование этого неповторимого священного мгновения.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он наконец, мягко улыбнувшись и тщетно стараясь скрыть глубокую скорбь.
— Теперь уже значительно лучше, — ответила девушка с неожиданным пылом, быть может, большим, чем ей самой того бы хотелось, и тихо прибавила: — Ведь вы теперь со мною; мне этого довольно, чтобы поправиться совершенно.
Юный викарий смущенно отвел взгляд в сторону, и на его глаза попалась прелестная хрустальная ваза, со стоявшим в ней засохшим и огрубевшим букетом, в котором с трудом можно было распознать достопамятные первоцветы.
— Как?! — оживился молодой человек. — Вы все еще держите этот букет у себя? Ведь он уже давно утратил свою былую свежесть.
— Он стоит здесь с тех самых пор, как я получила его из ваших рук, — просто ответила пасторская дочь и, кинув на букет печальный взгляд, она нахмурилась и недовольным тоном прибавила: — Вы правы. Он безбожно огрубел — ведь с того благословенного дня минула, кажется, целая вечность!
В ее голосе слышался скрытый упрек. Болезнь и пережитое душевное потрясение теперь придали ей смелости.
— В самом деле, — отозвался юный викарий с небесной улыбкою, — сейчас уже не сезон первоцветов. Зато наш славный вереск покрыл окрестности восхитительным бархатным ковром. — Молодой человек вытащил из-за своей спины руку, в которой оказалась роскошная, сплошь усыпанная мелкими лиловыми цветочками вересковая ветвь, и галантно протянул этот драгоценный дар весны обезумевшей от счастья пасторской дочери.
— Постойте же! — сказала она, всем корпусом подавшись вперед и цепко удерживая его руку. — Прошу вас, побудьте еще немного! Присядьте.
Она указала на кресло возле своей кровати, где еще недавно дремала Марта, юный викарий
— Вам и в самом деле уже лучше? — спросил он, глядя на нее с видимой тревогою, и с неожиданной горячностью воскликнул: — Как я рад, если это так!
— Я так давно не имела счастья слышать ваши прекрасные проповеди! — сказала пасторская дочь, мило улыбнувшись.
— Ну уж и прекрасные! — пробормотал викарий, стыдливо отводя взор, то и дело невольно возвращавшийся к глубоко вырезанному вороту ее ночной сорочки, приоткрывавшему райское видение — белизну упругой, молодой груди.
— Что с вами? — встревоженно спросила она, увидев, что юноша резко отшатнулся, с трудом переводя дыхание.
— Ничего, ничего, — ответил он поспешно и, помолчав, спросил: — Так что же, мисс Бронте, вам, значит, нравятся мои проповеди?
— Очень! — с чувством прошептала она, замирая от восторга. — Вы читаете с таким смиренным благоговением, какого мне еще никогда не доводилось наблюдать у других священников, за исключением, быть может, моего отца, когда к нему приходят вдохновение и красноречие.
— Что ж, — сказал юный викарий, — когда я навещаю больных прихожан, я весьма охотно читаю им главы из Библии, но сегодня, если вы позволите, я взял бы на себя смелость отступить от этой традиции.
— Вот как? — промолвила девушка, испустив вздох разочарования. — Значит вы здесь ради исполнения служебного долга?
Молодой человек взглянул на нее — его взор был исполнен такой невыразимой нежности, что был красноречивее всяких слов.
— Сегодня — особый случай, — произнес юноша, голос которого вдруг обрел неожиданно торжественный тон. — Именно поэтому, с вашего позволения, я не стану читать вам Библию, тем более что, как я понял, вы знаете ее содержание едва ли не наизусть.
— Но мне бы так хотелось услышать вновь, как вы читаете! — пылко воскликнула пасторская дочь.
— И вы услышите! — ответил молодой викарий, грациозно извлекая из внутреннего кармана своего форменного сюртука маленькую книжечку в прелестном подарочном переплете с золотой гравировкой.
Одновременно с тем, как этот очаровательный миниатюрный томик очутился в руках юного джентльмена, пасторская дочь украдкой заметила, как что-то крохотное и сморщенное бесшумно выскользнуло из-под полы его щеголеватого сюртука и мирно упало к его ногам. То был завядший, посеревший от времени первоцвет — тот самый, который она некогда оставила ему на прощание. Девушка тотчас узнала этот цветок, и лицо ее мгновенно просияло несказанным блаженством.
Молодой человек, по-видимому, ни на минуту не забывавший о своем постоянном маленьком спутнике, тут же поспешил удостовериться в его наличии. Рука его машинально потянулась к карману и, когда пропажа была обнаружена, викарий, с плохо скрываемым беспокойством, глянул под ноги. Увидев свое сокровище, он облегченно вздохнул, мечтательно улыбнулся и, стараясь утаить это случайное происшествие от девушки — он и в самом деле наивно полагал, что она ничего не заметила, — ловким движением бродячего актера поднял цветок с полу и торопливо водрузил на прежнее место «поближе к сердцу».