Роман-газета для юношества, 1989, №3-4
Шрифт:
— Негодяй, — четко и ясно произнесла Лена.
— Вот именно. Негодяй!
— Ты, Сыч, негодяй, — перебила Вальку Лена. — Мы как были с Володей друзья, так и остались. Отойди от парты.
— Ну, хорошо-о. Ну, мы еще посмотрим! — Валька не сдавался. Он повернулся к столу, за которым как статуя сидела Зоя и воскликнул: — Так вот, пионерка целует пионера: моральное разложение!
— Да Володя смелый, хороший мальчишка, — сказала Нина. — Потом… Я люблю его.
— Что-оо?! — воскликнула, будто очнувшись, Зоя.
— Ой! — пискнула Ира Неустроева. — Как здо-оро-во!
— Любовь у них! — захохотал Бобер. —
Выскочив из-за парты, Володя выбежал из класса.
Кто-то позвал его, он не остановился. Как все противно.
Он то шел, то бежал. Миновал Фондовую биржу, Зоологический музей, университет и спустился к Неве у сфинксов. Володя представил себе, что завтра во всей школе будут знать, что у него с Нинкой любовь.
Над Невой вновь пополз тягучий, протяжный зов парохода. Володя прислушался: может, «Шпицберген»? А что, если попытаться еще разок? Он дождется темноты, он знает теперь, как действовать. Володя взбежал на мост, перегнулся через его чугунные перила и увидел, что по самой середине Невы, густо дымя длинной трубой, уходил в сторону Финского залива пароход «Шпицберген». Сбоку от трубы вырвался белый пар, и пароход проревел в третий и последний раз.
Кто-то остановился за его спиной. Володя оглянулся. Это был Жека.
— Плохой мы с тобой тайник сделали, Волк, — сказал он. — Команда делала обход судна, и вот… — Он поддал ногой коробок спичек и засмеялся. — Ничего, наше от нас не уйдет! Главное, мы делали все, чтобы добиться своего…
Глава вторая ИСПЫТАНИЕ
Я не заметил, как они появились на берегу. Наверно, оставили машину у шоссе, а сами прошли через пальмовую рощу на берег. К полудню ветер с океана усилился, накатные волны стали еще больше, они с громом выплескивались на песок, жестяно шелестели листья пальм, и, конечно же, разве услышишь из-за такого шума урчание автомобиля.
…Первым их обнаружил Митька. Он вздрогнул, поднял одно ухо, второе у него никогда не поднималось, вскочил и отрывисто залаял. Так наш Митька лаял на женщин. Какое-то собачье удивление проскальзывало в его голосе. Дело в том, что попал на теплоход Митька ползунком, рос в мужском коллективе и, вполне понятно, считал, что люди на земле состоят из одних мужчин. Мы и то за свой долгий рейс порой забывали, есть ли еще на планете существа иные, чем грубые, изморенные тропической жарой мужчины?
— О, какой хороший песик… — послышался за моей спиной женский голос.
Я повернул голову. Она стояла в нескольких шагах от меня и с любопытством глядела в мое лицо. Наверно, я произвел на нее неплохое впечатление, потому что глаза, до этого просто любопытные, стали добрыми.
— Вы один? Что вы тут делаете?
Не уверен, что я делаю точный перевод, когда-то я прилично знал немецкий, да многое позабыл: давно не приходилось общаться с немцами. Но я все понял и спросил ее:
— А что делаете тут вы?
Она скорчила забавную гримаску и чуть повела головой назад. Я поглядел за ее спину: низенький толстяк в полосатых шортах устанавливал там противосолнечный зонт. Наверняка у толстяка было отличное настроение. Он бодро топал по твердому песку короткими волосатыми ногами.
— Папа? — спросил я.
— Не шутите, — сказала она.
— Эле-ен! — позвал толстяк. — Милая, иди, я тебе почитаю.
— Я еще приду, —
Я опять увидел ее длинные стройные ноги; тень качнулась и исчезла, как будто секунду назад тут и не было молодой женщины. Митька успокоился, ткнулся мне в ладонь холодным мокрым носом и рухнул на песок. Солнце поднималось выше и начинало припекать, а ветер дул все сильнее, волны выплескивались на берег через равные промежутки. Большая, с крыльями в ладонь бабочка пропорхала над берегом. Когда бабочка складывала крылья, они вспыхивали ярко-зеленым пламенем. Я шевельнулся, чтобы вскочить и погнаться за этой бабочкой, как вдруг мимо меня пробежала Элен. Тут только я как следует разглядел ее и увидел, как хороша эта длинноногая женщина. Разбрызгивая воду, смеясь и что-то звонко выкрикивая, Элен бежала к океану, и мне казалось, что водяной вал, стеклянно посверкивающий и круто поднявшийся на отмели, вот-вот обрушится на нее. Но это был обман зрения. До опасности было слишком далеко, а бабочка уже летела в мою сторону, и мне надо было вскочить и поймать бабочку, я-то поймал бы, но я не двигался с места.
— Сейчас умру, — задыхаясь, проговорила она и упала рядом.
Повернувшись на спину, она поглядела в синее небо, и в ее глазах отразились пролетающие над берегом чайки. Бабочка летела в сторону рощи и вскоре запорхала среди серых пальмовых стволов.
Улыбнувшись, женщина слегка повела половой в сторону рощи. Теперь ее сощуренные глаза ожили: идем?
— Жаль, не умею ловить бабочек, — сказал я.
— Эле-ен! — тревожно проблеял толстяк.
— Очень жаль. — Она кинула в меня обломком раковины и ушла.
Я соврал: в свое время переловил их уйму… Наверно, и сейчас в каком-нибудь музее хранится коллекция бабочек и мотыльков, собранная мной по указанию шефа отделения полевой тайной полиции зондерфюрера Рольфа.
1
— Вовка! Подъем. А ну-ка освежись!
Холодная вода плеснулась Володе в лицо. Он вскочил: в распахнутое окно, повиснув грудью на подоконнике, заглядывала почтальонша Люба. Она хохотала, в руке — пустая кружка.
— Письма тебе. Четыре!
— Дай сюда!
— Чего захотел. Ну-ка, утренний кросс.
Прыгая на одной ноге, Володя суетливо впихнул ногу в брючину: письма!.. С неделю назад он послал своим друзьям, и вот! Может, и от Нины?.. А, ч-черт, запутался, чуть не упал… Затянул ремень и через окно выпрыгнул во двор. Люба уже катила на своем велосипеде, размахивая письмами. Дед Иван колол дрова в сарае. Слышно было, как он, ухая, ударял колуном в поленья. Его старенький, стянутый кое-где проволокой велосипед стоял у крыльца. Володя схватил его, разбежался, кинулся в седло и что было силы завертел педали.
— Люба-а!
— А догони!
Держа руль одной рукой, она помахивала в воздухе белыми конвертами. Повернула к настигающему ее Володе свое раскрасневшееся веселое лицо с серыми, в колючих ресницах глазами. И тут велосипед вильнул в колдобину. Люба ахнула и повалилась на дорогу.
Володя соскочил с велосипеда и подбежал к ней. Закусив губу, она крепко держалась за коленку. Отняла ладони: из большой ссадины текла кровь.
— Так тебе и надо, — запыхавшись, сказал Володя. — Отдай письма! Да и книгу верни.