Роман роялиста времен революции :
Шрифт:
Быть можетъ, графиня де-Вирье была бы избавлена отъ этихъ ужасныхъ подробностей, если бы эпизодъ съ ткачами не принудилъ ее искать себ другого убжища.
Туанонъ не могла нигд пріютить своихъ протеже, кром только одной толстухи крестьянки, называвшейся гражданкой Баленкуръ.
Эта гражданка заподозрла, что мнимая кузина, которую поручили ея попеченью, — аристократка, съ снисхожденіемъ сообщала жен Анри вс самыя ужасныя извстія, какія получалисъ изъ Ліона.
Какую пытку переживала тогда бдная графиня Вирье! Тогда она жалла, что мужъ ея не палъ на
…Но къ чему еще отчаяваться?
У Анри было столько друзей въ Ліон! Можетъ быть, какой-нибудь врный человкъ въ Croix-Rousse и спасъ его отъ палачей? Вдь не разъ уже онъ спасался точно чудомъ. Отчего не быть ему спасеннымъ и на этотъ разъ? Для кого же существуютъ чудеса, какъ не для врующихъ?
Но чудеса не повторяются для всякаго горя. Весьма скоро жена Анри переходила отъ своихъ мечтаній къ дйствительности. Одно слово, одна какая нибудь улыбка гражданки Баленкуръ, пытливо слдившей за впечатлніемъ своихъ словъ, заставляли быстро исчезать эти утшительныя галлюцинаціи.
"Наша хозяйка — разсказываетъ m-lle де Вирье, — чуть не произвела на свтъ въ нашей комнат новаго гражданина или гражданку республик. Мать моя при этомъ оказала ей не малую услугу. Съ этого времени между толстухою Баленкуръ и нами установилась нкоторая близость. Она пожелала даже содйствоватъ нашему республиканскому образованію.
"Въ то время серьезно поговаривали объ одномъ закон, воспрещающемъ учить грамот дтей. По словамъ нашей хозяйки, для воспитанія французскаго гражданина было достаточно знать права человка, такъ точно, какъ трехцвтная кокарда, положенная на сердц, была достаточнымъ одяніемъ для истыхъ республиканцевъ и республиканокъ…
"Это одяніе въ сущности не отличалось отъ нашего!
"У меня, напримръ, несмотря на холодную зиму, было только ситцевое платье, все разорванное. Никогда я такъ не зябла.
"Пища наша тоже истощилась. Часто не было даже хлба. Однажды, когда мою сестру повели гулять, ей на прогулк какая то добрая женщина дала большой кусокъ хлба и дюжину маленькихъ яблокъ. Это было для насъ настоящимъ лавомствомъ и хотя Эммли не разъ получала такія подачки, нужда все увеличивалась"…
Поразительно, какъ могли дти m-me Вирье умирать съ голоду въ то время, когда у нея было еще около ста золотыхъ.
Но дло въ тохъ, что этихъ золотыхъ некуда было дть. Имть монету съ изображеніемъ тирана было преступленіемъ, достойнымъ смерти.
Но что были вс эти напасти, этотъ холодъ, голодъ, сравнительно съ тмъ отчаяніемъ, свидтельницею котораго пришлось быть этой хижин въ Сентъ-Жерменъ-Лаваль, нсколько недлъ позже.
Нужда приковывала къ мсту m-me де-Вирье въ минуту, когда она получила письмо съ извстіемъ, что Анри живъ, что онъ въ Швейцаріи. Письмо это, написанное маркизою де-Піоланнъ, отдаленною родственницею Анри, было полно такихъ точныхъ подробностей, что ей нельзя было сомнваться въ счастьи.
Анри, доставленный съ плнными бжалъ изъ Ліона…
Онъ добрался до Швейцаріи… и она увидитъ его въ Лозанн, у аббата де-Вирье.
Вн
Тмъ не мене, она ршила написать Дюкорне, садовнику въ Пуденасъ, освдомляясь о "Филипп"…
"Это было имя моего дяди, — пишетъ m-lle де Вирье, — и мать подписалась въ своемъ письм "Моника Прадесъ"; на это имя она дала и свой адресъ, убжденная, что дядя, узнавъ, что его сестра жива, догадается, что она нуждается въ его помощи.
"Садовникъ же отнесся къ этому письму, какъ къ какой-то мистификаціи, и умолчалъ о немъ.
"Тмъ не мене, черезъ нсколько дней, при встрч съ своимъ бариномъ, онъ воскликнулъ: "вдь какіе есть, право, злые люди! Какая-то Моника Прадесъ заставляетъ меня платить четырнадцать су пошлины за свое желаніе получить отъ меня извстіе о Филипп".
"Мой дядя взялъ письмо, — продолжаетъ m-lle де-Вирье, — и можно себ представить его радость при вид почерка его сестры, которую онъ считалъ умершею.
"Онъ сейчасъ же выслалъ намъ 800 ливровъ ассигнаціями. Это было цлое состояніе, а для матери — возможность попасть въ Лозаннъ.
"Она ухала полная надеждъ. . . .".
Сколько разъ, выражаясь словами поэта, потерпвшій кораблекрушеніе принималъ крыло алкіона за блый парусъ.
Узжая, графиня де-Вирье оставила дтей на попеченіе горничной Софи и врной Туанонъ.
"Мы были полны надежды увидть отца, — пишетъ m-lle де-Вирье, — и были безконечно счастливы при мысли, что настанетъ конецъ постояннымъ слезамъ матери.
"Несмотря на нашу молодость, мы очень хорошо понимали ея горе.
"Мать наша, тоже полная надеждъ, прибыла въ Лозаннъ. Тамъ она отправилась съ аббату де-Вирье.
"Но дядя былъ одинъ.
— А Анри? — воскликнула она.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
"Аббатъ не отвчалъ.
"- А Анри? — повторила она еще разъ.
"Молчаніе дяди заставило ее понять, что не видали того, кого она надялась видть, что никто о немъ ничего не зналъ.
"Для нашей бдной матери эта обманутая надежда была такимъ же страданьемъ, какъ еслибы отецъ былъ убитъ на ея глазахъ посл того, какъ она надялась, что онъ спасенъ.
"- Не умираютъ съ горя, — говорила она позже. — Я помню мой пріздъ въ Лозаннъ"…
Между тмъ, какъ говорилъ аббатъ де-Вирье, не было новыхъ поводовъ отчаяваться. Въ то время жили подъ фальшивыми именами. Быть можетъ, самъ Анри разыскивалъ свою жену? Онъ могъ думать, что она скитается по Франціи, тогда какъ она была такъ близко отъ него.
Богъ, какъ послднюю милость, далъ несчастнымъ неизсякаемую надежду въ сердц.
Разъ, что мужа ея не было въ Швейцаріи, m-me де-Вирье, въ силу слуховъ, дошедшихъ до нея въ Лозанну, надялась, что онъ въ Германіи, гд постоянно находился виконтъ де-Вирье. 21 марта 1794 г. она написала ему въ Гейдельбергъ: